ПИФАГОР САМОССКИЙ

Бюст Пифагора Самосского Musei Capitolini, Рим

      Детство и юность
      Годы странствия и обучения
      Возвращение на родину
      Основание школы в Кротоне
      Завершение жизненного пути
      Палингенесии

      Пифагор представляет собой вечного паломника к философии переннис - вечной философии жизни. Он, прежде всего - искатель истины. Ради ее поиска он рисковал всем, что имел, много и далеко путешествовал в поисках мастеров, тайных школ, скрытых секретов. Даже когда стал просветленным, он все же продолжал учиться. Он пытался создать синтез, пытался познать истину через все возможности, которые доступны человеку, хотел знать истину во всех ее аспектах, во всех ее измерениях.
      Он был всегда готов склониться перед мастером. Однажды вы становитесь просветленным и поиск прекращается, искатель исчезает. Будда стал просветленным... и больше не ходил ни к какому мастеру. Иисус стал просветленным... и больше не ходил ни к какому мастеру. Ни Лао-цзы, ни Заратустра, ни Моисей...
      Пифагор - нечто уникальное. Никогда не было ничего подобного. Даже став просветленным, он был готов стать учеником любого, кто открыл какой-то аспект истины. Его поиск был таким, что он готов был учиться у каждого. Это был совершенный ученик. Он был готов учиться у всего существования. Он оставался открытым, и он учился до самого конца.
      Вклад Пифагора и его школы в мировую культуру огромный и поистине основополагающий. Еще за пять веков до Иисуса из Назарета он принес цивилизованному миру ясную и внятную весть о Вселенской Божественной Любви (philia). Ему удалось также многого добиться в деле практического утверждения любви - основы душевной гармонии, телесного здоровья, семейного согласия и государственного порядка. Именно в пифагорейском учении сокрыты корни Академии Платона и Аристотелевского Ликея, римских гражданских доблестей и раннехристианской апологетики. Мы, не задумываясь о первоисточнике, до сих пор пользуемся терминологией, введенной некогда Пифагором: "философия" и "философ", "эзотерика", "символ" и "символика", "математик", "симметрия", "катет" и "гипотенуза", "парабола", "гипербола" и "эллипс", "оптика", "цикл" и "эпицикл", "эксцентриситет", "эклиптика", "диатоника", "энгармоника" - эти и многие другие термины ввел именно он.
      Место Пифагора в истории мировых философско-религиозных систем находится в одном ряду с его современниками - Заратуштрой (579-502гг. до н.э. - пророк и реформатор древнеиранской религии), Махавирой (Нигрантха Натапутра, 599-527гг. до н.э. или ок. 549-477гг. до н.э. - основатель джайнизма), Буддой (Гаутама Шакья-Муни, 560-480 гг. до н.э. - основатель буддизма), Конфуцием (Кун Фу-цзы, 552-479гг. до н.э. - китайский философ, историк и государственный деятель) и Лао Цзы (604-524гг. до н.э. - основателя даосизма). Учение Пифагора проникнуто ясностью и просветленностью.

Детство и юность

      Отец Пифагора был финикийцем (по другим сведениям - сирийцем или тирийцем), родом из города Тира. Этот дактилиоглиф (резчик драгоценных камней для перстней и гемм, специализированный ювелир-камнерез), а впоследствии хлеботорговец, приплыл на Самос по торговым делам и удостоился за раздачу хлеба в неурожайный год самосского гражданства и греческого имени Мнесарх.
      Мать Пифагора, Партенида, происходила из семьи, ведущей свой род от славного Анкея, сына самого Посейдона, вождя племени лелегов, участника Аргонавтики, основателя греческой колонии на Самосе. Партения - девическое имя матери Пифагора в переводе с др.-греч. означает "девственная" и совпадает с поэтическим именем острова Самос и эпитетом Геры - сестры-близнеца Зевса, олицетворяющей женскую часть энергии вселенского творца - Солнца - Богоматерь для Ареса, Гефеста и Гебы. Местом, куда упала извергнутая из чрева Крона Гера, был остров Самос.
      Мнесарх взял по любви в жены Партениду, превосходившую красотой всех самиянок, и жил с ней счастливо. Однажды во время торговой поездки он с молодой женой оказался в Дельфах и спросил Оракула о своем будущем плавании в Финикию. Пифия изрекла:

      Плаванье прибыльным будет и очень удачным,
      Фебу, Зевесову сыну,
      рожден будет сын Партенидой,
      Средь всех, когда-либо живших,
      выделяясь красою
      И мудростью, и принесет он роду людскому
      величайшую пользу на все времена.

      Мнесарх тотчас же дал своей жене имя Пифаида и, охваченный радостью, вернулся на Самос (Пифаида означает "пифийская", в память о прорицании дельфийской Пифии; вообще, имена Пифия, Пифаида и Пифагор имеют одну и ту же основу и восходят к змею Пифону, убитому Аполлоном).
      Богами было суждено, чтобы молодожены зачали дитя. Душа Пифагора была ниспослана людям волей Аполлона, ибо она состояла в близком родстве с сияющим духом этого бога и уже давно была его спутницей в небесном воинстве богов и даймонов. Эта душа и воплотилась в чреве Партениды. По совету Оракула, супруги отправились в Финикию, в Сидон, чтобы предназначенный им сын появился на свет вдали от волнующих влияний их родины. Что и случилось около 570 г. до н.э.
      Накануне седьмого дня жизни ребенка женщины, согласно обычаю, танцевали перед роженицей и младенцем, лежащими на ложе, призывая Мойр принять дитя под свое покровительство, дабы они даровали его душе гармоничные отношения с небесами, чтобы до наречения имени младенец не стал добычей Таната. Поутру дитя принесли к отцу и положили ему на колени. Мнесарх нарек младенца именем Пифагор, ибо о нем объявила Пифия. Так мальчик получил имя и право на жизнь.
      Поскольку еще до рождения ребенок был посвящен своими родителями свету Аполлона, когда ему исполнился год, мать, по заранее данному дельфийскими жрецами совету, понесла его в храм Адонаи, находившийся в Ливанской долине. Там великий жрец благословил его. Затем семья возвратилась на Самос с огромной прибылью, богатством и ребенком. В знак благодарности Мнесарх воздвиг на Самосе святилище Аполлона, назвав его Пифийским.
      В первый день праздника Цветения трехлетнему Пифагору впервые остригли волосы. Наутро второго дня родители взяли Пифагора посмотреть, как от моря к храму в корабле на колесах шествует Дионис. Затем ему показали на низком триподе основные формы мира вместе с субстанциями, через которые бог являет себя людям (шар, пирамиду, куб, шерстяные лоскутки, яблоки, медовые лепешки и кувшинчик с вином). Родители назвали ребенку их имена. Выслушав объяснения, Пифагор с легкостью опрокинул столик. Родня подняла испуганный крик насчет пролитого вина - ведь это кровь только что вернувшегося домой Диониса! Проказника потащили прочь, делая вид, что очень опечалены его поступком, который мог вызвать гнев бога. Однако, когда огорченное семейство вернулось домой, Пифагор нашел там маленькую копию колесницы-корабля, на котором шествовал Дионис. Это означало, что бог простил его и дал ему подарок.
      Осенью имя трехлетнего Пифагора по ходатайству отца и мужчин материнского рода внесли в списки граждан Самоса. Воспитанный с любовью и лаской, Пифагор рос очень красивым мальчиком, заметным среди сверстников. Сын Парфениды был кроток, разумен и с детства отличался справедливостью. В его глазах сверкала пламенная мысль, и она придавала всем его действиям сосредоточенную энергию. У Пифагора было два брата, родившихся раньше его: старшего звали Эвност, а среднего - Тиррен.
      Родители старались дать сыну разностороннее и достойное воспитание. Грамматике, поэтике и риторике Пифагор учился у Гермодаманта, потомка Креофила, который принимал у себя самого Гомера и получил от него бессмертные поэмы. Гермодамант обучил Пифагора письму, чтению, правильной речи и стихосложению, а также искусству декламации стихов. С детства Пифагор знал наизусть всю "Илиаду" и "Одиссею".
      У Ферекида Сиросского, тогда еще не столь известного, Пифагор обучался диалектике, физике и теогонии. Ферекид, сын Бабия с острова Сирое, был учеником Питтака, лесбосского мудреца. Из "Собрания изречений Семи мудрецов" Деметрия Фалерского известно, что Питтак изрек:
      1. Знай меру;
      2. О том, что намерен делать, не рассказывай: не выйдет - засмеют;
      3. Полагайся на друзей;
      4. Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам;
      5. Горемыку не брани: на то есть гнев богов;
      6. Доверенный тебе залог отдай;
      7. Если ближние причинили тебе маленький убыток - стерпи;
      8. Друга не хули и врага не хвали: нерасчетливо это;
      9. Что страшно узнать? - будущее; что безопасно? - прошлое;
      10. Что надежно? - земля; что ненадежно? - море;
      11. Что ненасытно? - корыстолюбие;
      12. Владей своим;
      13. Лелей благочестие, воспитание, самообладание, рассудок, правдивость, верность, опытность, ловкость, товарищество, прилежание, хозяйственность, мастерство.
      Ферекид первым написал прозой книгу о природе и происхождении богов, начинающуюся словами: "Зевс был всегда..." Как говорят, Ферекид сам себя выучил, приобретая тайные книги финикийцев; он первым сформулировал учение о переселении душ. Его сочинение "Пятинедрие", иначе "Смешение богов", в X книгах, сообщает, что души людей вечны и любая бессмертная душа дает жизнь телу. Один дух в нас происходит от земли и возвращается в землю после смерти тела, другой - с неба и возвращается в небеса. В этом заключается суть переселения душ. Этому научился Пифагор у Ферекида.
      Родители обучали Пифагора также, передавая и перепоручая его жрецам храмов Диониса, Геры (славный храм Геры в Платеях самосских - Герайон), Гефеста (Гефестион) и Аполлона в Либетрах. Кроме прочего, Пифагор учился у кифариста, живописца и атлета.
      Когда ему было девять лет, он принял обряд третьего посвящения в храме бога Диониса. Мальчик изображал в нем Диониса-Загрея, одно из земных воплощений верховного бога, который в младенчестве подвергся нападению титанов, не желавших отдавать ему власть над вселенной, обманувших и выманивших его из спасительной пещеры и разорвавших его, принявшего образ Тельца. Этот экзотерический миф намекает на мотивы и подоплеку жертвоприношения быков и ритуальное вкушение говядины как тела Господня. Таинства Загрея совершались на Крите. Когда, согласно разыгрываемой мистерии, на Пифагора-Загрея напали "эриннии" и "титаны" - обнаженные юноши, белые как мел и вооруженные мечами, он в страхе бежал к алтарю Диониса-заступника и сел на него. "Эриннии" и "титаны" пытались выманить его, показывая погремушки, зеркальце, орехи. Но он не глядел в зеркало, а, воздев руки, обратился с мольбой о пощаде к вооруженным юношам - "Диоскурам". Так он перенес бремя "белых страстей Коры". Танцующие "Диоскуры" своей пляской отогнали "эринний" от алтаря и вывели Пифагора.
      Когда Мнесарх ездил по делам в Италию, то брал с собой и сына. Италия тогда благоденствовала и, видимо, произвела на Пифагора благоприятное впечатление, потому что впоследствии он вновь посещал эту страну.
      В пятнадцать лет Пифагор принял посвящение в таинства бога Пана. Сначала, идя по священной роще, он, оступившись, упал в глубокую яму с жидкой глиной. Две "гамадриады" отвели его к источнику, чтобы он омыл тело в водах. Пока он омывался, они держали наготове полотенце, которым обтерли его и прикрыли наготу. Затем Пифагор принес в жертву козленка, тем временем "Пан" играл на лире, а некий старец подносил чашу с водой. Пифагор заглянул туда, но увидел лишь отражение маски сатира.
      После жертвоприношения обнаженного Пифагора уложили на ложе и покрыли легким покровом. Старуха, наклонившись над ним, открыла тайну его пола и сообщила ему половые запреты. Затем служители сняли покров и слегка выпороли Пифагора розгами. После завершения ритуальной порки ему дали сирингу, флейту Пана, чтобы он сыграл на ней мелодию. Под эту музыку перед ним плясали обнаженные девушки, изображавшие женскую часть души юноши, которую зовут Психеей. В этом сокрыто великое таинство Эрота и Психеи, разнополой любви,- любовь рождается только в тех душах, в которых женская часть души супруга соответствует супруге, а мужская часть души супруги - мужу. Ибо любим мы вторую часть самих себя, лишь отталкиваясь чувствами от внешнего образа любимого человека.
      На Самофракии Пифагор был посвящен в таинства кабейров и многое усвоил из практики мистерий, а в Либетрах посвящен был в таинства орфиков жрецом Аглаофамом. Многие полагают, что именно там Пифагор позаимствовал из учения Орфея идею о числовой природе богов. Там же он обрел книгу "Священное слово Орфея", с которой не расставался до самой смерти. Из учения орфиков вытекают основы учения Пифагора. Вслед за Орфеем Пифагор полагал, что первым явленным миру был Фанет, называемый еще Протогоном и Эрикепаем, тождественный Зевсу и Солнечному огненному шару.
      На восемнадцатом году жизни, проходя обряды таинства куретов, Пифагор отказался коротко остричь свои роскошные золотые длинные волосы, как поступали другие юноши. И с тех пор он долго ходил длинноволосым.
      В 18 лет Пифагор достиг возмужалости и после проверки происхождения, гражданства и физического осмотра как полноправный гражданин был записан эфебом, то есть был призван на военную службу в пограничных отрядах и прошел групповую военную подготовку. Хотя Пифагор уже осознал свое основное жизненное предназначение и стремился посвятить себя служению Аполлону, он исполнял свой воинский долг с честью и находил немало приятного в физических упражнениях, развивающих выносливость. Еще будучи эфебом, он стал известен своими выдающимися способностями, а молва о нем, как о "Пифагоре Длинноволосом", дошла до Фалеса Милетского и Бианта из Приены.
      Время юности Пифагора пришлось на годы правления тирана Поликрата, сына Эакея. Подняв народное восстание он стал владыкой Самоса. Сначала он разделил город на три части и правил вместе с братьями Пантагнотом и Силосонтом. Затем он убил Пантагнота, а младшего - Силосонта, изгнал.
      Лишив Самос всех свобод, он придал жизни города блеск искусств, которым покровительствовал, и яркость азиатского великолепия. В его правление торговля и пиратство принесли самосцам огромные богатства. Поликрат выделял средства для строительства храма Геры, водопровода и портового мола, при его дворе подолгу жили и творили известные поэты Анакреонт и Ибик, прославленный врач Демокед был его лейб-медиком. Вызванные им с Лесбоса гетеры водворились во дворце, соседнем с его дворцом, и зазывали молодых людей на пиры, где происходило развращение в самых утонченных формах, приправленное музыкой, танцами и всевозможными пиршествами. Анакреонт, призванный Поликратом в Самос, приплыл туда на роскошной галере с пурпуровыми парусами и золочеными мачтами. С драгоценным кубком в руке распевал поэт перед двором тирана свои мелодические и благоухающие оды.
      Счастье Поликрата вошло в поговорку по всей Греции. Он поддерживал политические контакты с тиранами Эллады и был другом египетского фараона Амазиса. Тот предупреждал его, что не следует доверяться такому непрерывному счастью и в особенности не следует хвалиться им. В ответ на советы египетского властителя, Поликрат бросил свой любимый перстень в воду.
      "Отдаю его в жертву богам", - сказал он при этом. На другой день золотое кольцо было возвращено тирану, найденное в пойманной рыбе, которая очевидно проглотила его.
      Когда фараон узнал об этом, то объявил, что разрывает свою дружбу с Поликратом, уверенный что столь дерзновенное счастье должно навлечь на него гнев богов. Конец Поликрата действительно оказался трагическим. В 522г. до н.э. один из персидских сатрапов заманил его в соседнюю провинцию, где тот и погиб в медленных мучениях, после чего его тело было привязано к кресту на горе Микальской. Таким образом, жители Самоса могли со всех сторон видеть при багровом зареве заката труп своего тирана, распятый на возвышенном мысе лицом к острову, где он царствовал в радости и великолепии.
      Но вернемся к началу царствования Поликрата. В одну ясную ночь, невдалеке от храма Юноны, дорический фасад которого был освещен мягким светом полной луны, придававшим ему еще большую мистическую величавость, под деревьями ближайшего леса сидел молодой человек. Сверток папируса с песнями Гомера соскользнул к его ногам. Он глубоко размышлял в чутком молчании ночи. Прошло уже много времени после заката солнца, но его пылающий диск продолжал стоять перед взором молодого мечтателя, и мысль его блуждала далеко от видимого мира.
      В эту теплую и яркую ночь, сын Парфениды смотрел поочередно на землю, на храм и на звездное небо. Она была здесь, вокруг него, мать Земля, Деметра, Природа, в таинства которой он хотел проникнуть. Мудрецы говорили ему: "Все исходить от нее. Из ничего не может исходить нечто. Душа происходит из воды или огня, или же из обоих элементов. Тончайшая эманация элементов исходит из них только для того, чтобы возвратиться к ним. Вечная Природа слепа и неумолима. Покорись роковому закону. Единственное твое достоинство состоит в том, чтобы познать его и покориться ему".
      Затем он погружал взор в небо и смотрел на огненные буквы, которые в неизмеримой глубине пространства слагаются из сверкающих созвездий. Эти начертания должны иметь смысл. Ибо, если бесконечно малое движение атомов имеет свой смысл, как может не иметь его бесконечно великое, посев светил, распределение которых являет собою тело вселенной?
      Да, каждый из этих миров имеет свой собственный закон, а все вместе движется по закону Числа в верховной гармонии. Но кто разберет когда-либо язык небесных светил? Жрецы Юноны говорили ему: "Небеса богов явились ранее земли. Твоя душа происходит оттуда. Проси богов, чтобы она могла вознестись обратно на свою сторону".
      Это размышление было прервано страстным пением, донесшимся из сада. Голоса гетер томительно сливались со звуками цитры. Молодые люди отвечали на них вакхическими песнями. К этим голосам внезапно присоединились другие крики, пронзительные и зловещие, доносившееся из порта. То были крики мятежников, которых по приказанию Поликрата согнали в барку, чтобы продать их как рабов в Азию. Их били ремнями, усеянными гвоздями, загоняя в подводную часть барки. Их вой и проклятия разнеслись по ночной тишине, а затем все снова затихло.
      Молодой человек почувствовал дрожь страдания, но он подавил ее, чтобы еще глубже сосредоточиться над загадкой которая встала перед ним еще настойчивее.
      Земля говорила: Слепой Рок! Небо говорило: Провидение! А Человечество, которое как бы брошено между обоими, кричало: Страдание! Безумие! Рабство!
      Но в глубине своей души будущий адепт слышал непреодолимый голос, который отвечал и на цепи Земли, и на сверкание Небес одним криком: Свобода!
      Кто же был прав: мудрецы, жрецы, праздные безумцы, страдающие мятежники, или он сам? В сущности, все эти голоса выражали правду, каждый в своей собственной сфере, но ни один из них не раскрывал перед ним смысла существования.
      Три мира пребывали неизменные, как недра Деметры, как сияние Светил и как сердце Человеческое, но лишь тот, кто сумеет найти их гармоническое сочетание и закон их равновесия, - станет истинным мудрецом, лишь он овладеет божественным знанием и будет в состоянии помогать людям.
      В синтезе трех миров кроется тайна Космоса! Произнеся эти слова, Пифагор поднялся. Его очарованный взгляд был устремлен на дорический фасад храма. Строгие архитектурные линии казались преображенными под лучами Дианы. Душа Пифагора увидала в нем идеальный образ мира и разрешение загадки, которое она искала. Ибо основание, колонны, и треугольный фронтон предстали перед ним внезапно, как тройная природа человека и Вселенной, микрокосма и макрокосма, венчанных Божественным Единством, которое со своей стороны тоже является троичным началом.
      Космос, управляемый и проникнутый Богом, образует:
      Священную Тетраду, необъятный и чистый символ,
      Источник Природы и образец Богов!
      Да, здесь, скрытый в этих геометрических линиях, таился ключ Вселенной, закон тройственности, который управляет строением существ, и семиричности, лежащей в основы их эволюции. И Пифагор увидал в грандиозном видении миры, двигающиеся под ритм и гармонию священных чисел. Он увидал равновесие Земли и Неба, которое поддерживается человеческой Свободой.
      Три мира: естественный, человеческий и божественный, взаимно поддерживая и определяя друг друга, исполняют вселенскую драму двойным движением - нисходящим и восходящим. Он угадывал сферы невидимого мира, окружающие мир видимый и беспрерывно оживляющие его; он понял наконец возможность очищения и освобождения человека еще на земле путем тройного посвящения. Он увидал все это, а также и жизнь свою, и свое назначение в мгновенной яркой вспышке, с непоколебимой уверенностью духа, который чувствует себя лицом к лицу с Истиной.
      Теперь ему оставалось доказать умом то, что его могучая интуиция схватила в области Абсолютного, а для этого нужна была жизнь человека и нужен был труд Геракла. Но где найти знание, необходимое, чтобы довести такой подвиг до конца? Для этого недостаточно было ни песен Гомера, ни мудрецов ионийских, ни храмов Греции.
      Дух Пифагора, который внезапно обрел крылья, начал проникать в свое прошлое и в таинственную любовь своей матери. Одно воспоминание детства появилось перед ним с необыкновенной яркостью. Он вспоминал, как мать несла его, годовалого ребенка, по долине Ливанской к храму Адонаи. Он увидал себя маленьким, прижавшимся к груди Парфениды, посреди огромных гор и вековых лесов, и увидал в тени деревьев падающий водопад. Его мать стояла на террасе, оттененной большими кедрами. Перед ней стоял жрец с белой бородой и с величавой осанкой; он улыбался матери и ребенку и говорил непонятные для него слова. Его мать часто вспоминала эти таинственные слова Иерофанта Адонаи: "О женщина ионийская! Твой сын будет велик мудростью, но помни, что если греки обладают знанием Богов, знание Единого Бога сохраняется лишь в одном Египте".
      Эти слова вспомнились ему вместе с улыбкой матери, вместе с прекрасным лицом Иерофанта и с отдаленным шумом водопада, в раме грандиозной картины, похожей на сновидение из иной жизни. Впервые он угадывал смысл предсказания. Он много слышал о чудесном знании египетских жрецов и об их никому неведомых тайнах; но он думал обойтись без них. Теперь же он понял, что должен овладеть "Божественным Знанием", чтобы проникнуть в глубину Природы, и что он не найдет его нигде, кроме храмов Египта. И подготовила его к этому подвигу его нежная мать, кроткая Парфенида, которая, следуя внутреннему голосу, отдала его в дар Верховному Богу!
      С этой минуты решение в душе Пифагора было принято: он решил отправиться в Египет и принять посвящение. Поликрат любил покровительствовать философам и поэтам. Он дал Пифагору рекомендательное письмо к своему другу фараону Амазису, которое должно было помочь расположить жрецов Мемфиса, которые очень неохотно принимали чужестранцев. Особенно египетские мудрецы не доверяли грекам, которых считали непостоянными и легкомысленными.

Годы странствия и обучения

      Покинув родину в 20 лет, Пифагор вместе со своим учителем Гермодамантом Креофилеем направился в Милет, где прибегнул к покровительству Фалеса и Анаксимандра-физика.
      Фалес принял его ласково. Сетуя на глубокую старость и слабость здоровья, он передал ему, сколько мог, знаний и полезных советов, среди которых было несколько, особенно ценимых Пифагором:
      - дорожить временем;
      - воздерживаться от питья вина и мясоедения, избегать переедания, быть умеренным в употреблении слишком приятных на вкус и изысканных блюд;
      - поддерживать короткий сон и бодрость, незамутненность души, безукоризненное здоровье и крепость тела;
      Фалес поддержал намерения Пифагора отплыть в Египет и пообщаться со жрецами этой страны.
      В Милете Пифагор побыл недолго и учеником Анаксимандра, который передал ему основы знаний по астрономии и физике твердых тел, учение о беспредельном. Слушал Пифагор и беседы Анаксимена, который как раз был в расцвете своего таланта, учившего, что воздух - первоначало.
      Когда пришло известие о нападении персов на Лидию, грозившее опасностью Милету и всей Ионии, Пифагор простился со своими учителями и отплыл в Финикию.
      Вначале он направился в Сидон, город своего рождения, полагая, что оттуда ему будет легче перебраться в Египет. Сидон и вся Финикия находились тогда под властью вавилонского царя Набонида.
      В Сидоне Пифагор встретился с потомками прорицателя Моха (XII век до н.э.), фисиолога, писавшего о космогонии и неделимом первоначале. Пифагор углубленно изучил финикийскую арифметику и теорию чисел, в которых и сам преуспел в дальнейшем.
      Он сошелся со многими финикийскими жрецами и прошел посвящения во все известные финикийские мистерии: в таинства Иолая, целителя, воскресившего yкушенного змеей Геракла; затем в тирском святилище Геракла - в таинства "пробуждения Геракла"; затем в великие таинства Адониса и Астреи в святилище города Библа.
      Но дольше всего Пифагор пробыл в святилище Зевса на горе Кармел. Он много раз уединялся в храме Зевса на вершине, где постоянно жили потомки египетских жрецов, своего рода переселенцы. Он участвовал в их богослужениях и таинствах. Всем известно, что эта гора - наиболее священная и для непосвященных совершенно запретная.
      Когда разнеслась молва о начале войны персов с вавилонянами и последовавшем падении Вавилона, в Сирии стали ожидать прихода персидских войск и Пифагор, после семи лет жизни в Сирии, покинул ее.
      Поиски великого синтеза истины привели его сначала в Аравию, затем по морю - в Индию, и лишь затем, наконец, в Египет. Путешествие от Сирии до Египта заняло примерно 2 года.
      Во время последнего морского перехода к берегам Египта он соблюдал строгий пост, не спал и вел себя как божественный даймон, покровитель мореплавателей. Команда корабля вначале замышляла взять в плен этого удивительного ростом, статью, красотой и величием странника, но, видя его способности усмирять буйство Посейдона и делать плавание безопасным, решила отпустить его.      
      Когда судно достигло берегов Египта, Пифагора, ослабевшего от поста, под руки вывели на берег, дали ему фруктов и другой еды и оставили с миром. Таким образом Пифагор появился в Египте.
      Явившись ко двору, он предъявил фараону рекомендательные письма от Поликрата Самосского и Хирома III, царя Тира, был ласково принят и допущен к жрецам, выучил египетский язык и начал обучение сначала в Гелиополе, затем Мемфисе и, наконец, Диосполе.
      Он настолько поразил своим рвением жрецов Диосполя, что они "в недоумении допустили его к жертвоприношениям и богослужениям, куда не допускался никто из чужеземцев".
      Египетские жрецы, у которых обучался Пифагор, занимались постоянным наблюдением звездного неба. С этой целью они распределяли между собой ночное время, чтобы сохранить напряженное внимание и не пропустить ни одного, даже самого малозначительного, небесного явления. С того времени Пифагор пристрастился к занятиям астрономией и астрологией.
      За 12 лет (539-527 гг. до н.э.) он обошел все знаменитые храмы Египта, подолгу задерживался в Мемфисе, Гелиополе, Диосполе, Летополе, Гермополе и Саисе. Был допущен к мистериям Изиды в Фивах.
      Пифагор прошел через все фазы испытания и искушения, ужаса и экстаза посвящения Изиды, вплоть до видимой смерти и воскресения в сиянии Озириса, что давало возможность проверить не как отвлеченную теорию, а как нечто пережитое, учение о Глаголе-Свете или творческом Слове и учение о человеческой эволюции на протяжении семи планетарных циклов.
      На каждом шагу этого головокружительного восхождения, испытания становились все труднее и труднее. Сотни раз приходилось рисковать жизнью, в особенности, когда приобреталась власть над оккультными силами, и на очереди были опасные опыты магии и теургии. Как все великие люди, Пифагор верил в свою звезду. Его не устрашало ничто, когда дело шло о приобретении знаний, и самая смерть не остановила бы его, тем более что он видел жизнь и по ту сторону смерти.
      Когда египетские жрецы увидали в нем необычайную силу души и ту сверхличную страсть к мудрости, которая появляется так редко в этом мире, они открыли перед ним все сокровища своего опыта. Среди них он переплавил всю свою природу и закалил ее. У них же он глубоко изучил священную математику, науку чисел или всемирных принципов, из которой сделал центр своей системы, дав ей совершенно новую формулировку.
      В то же время строгость дисциплины в египетских храмах убедила его, до какой страшной силы может дойти человеческая воля, когда она сознательно упражняется и развивается, и до какой степени безгранично ее влияние как на тело, так и на душу человека.
      "Наука чисел и искусство воли - вот два ключа магии; они открывают все двери Вселенной", - говорили жрецы Мемфиса.
      Таким образом, Пифагор расширил в Египте свой кругозор, постиг умом и испытал на опыте различные ступени жизни и усвоил науки в концентрическом порядке; от инволюции духа в материю путем мирового творчества до его эволюции или восхождения к Единству посредством индивидуального творчества, которое осуществляется благодаря развитию сознания.
      Пифагор достиг вершины египетского жречества и решил отправиться в святилище Афины в Саисе, которую там называли Нейт. Ее культ возник в Додинастическую эпоху в Западной Дельте Нила и в сопредельных частях Ливии. Первоначально она почиталась как богиня, сотворившая мир (эпитет "отец отцов и мать матерей"). С Раннединастического периода - это богиня женской войны, охоты и покровительница цариц (эпитет "устрашающая"). В Древнем царстве она приобрела функции богини плодородия, почиталась как покровительница прядения и ткачества (главных ремесел города Саиса). Нейт также связана с царством мертвых (эпитет "открывающая пути Дуата"). Согласно представлениям древних египтян, она на своих крыльях переносила души умерших в небеса. Часто изображалась кормящей грудью крокодилов и считалась матерью Сухоса (Субк). Фетиш Нейт - щит с двумя перекрещенными стрелами.
      Греками эта богиня справедливо отождествлялась с Афиной Палладой, богиней ливийских амазонок и владычицей тайного женского союза. В Саисе изображение Афины имело такую надпись: "Я есмь все бывшее, и будущее, и сущее, и никто из смертных не приподнял моего покрова". Говорят, что и афинский мудрец Солон (между 630 и 550гг. до н.э.) учился у того же жреца Сонхита или Сопхиза из Саиса, что и Пифагор. Здесь Пифагор намеревался остаться навсегда.
      Однако этому намерению не было суждено сбыться. Двадцать лет Пифагор избегал персидского пленения, но настал год (525г.), когда войска царя Камбиза, сына Кира Старшего, хлынули в Египет и захватили страну. Жестокий, но поучительный урок истории... Среди прочих жрецов и служителей был взят в плен и Пифагор - за его красоту, величие и силу. Так он был уведен из Египта в Вавилон.
      Этот колоссальный город, сравниваемый Аристотелем с целой страной, окруженной стенами, представлял в то время необъятное поле для наблюдений. Во время появления здесь Пифагора, три различные религии, имеющие общую эзотерическую основу, сталкивались в духовной жизни Вавилона: древние жрецы Халдеи, остатки персидских магов и избранный элемент из среды плененных иудеев.
      Пифагор расширил свой, и без того уже широкий горизонт, изучая все эти религии, доктрины и культы, синтез которых все еще сохранялся некоторыми посвященными.
      Пифагор посетил храм Бела-Мардука а также халдея Зарату (Зороастра). Тот изложил ему учение, согласно которому есть две изначальные причины вещей: отец и мать. Отец - Свет, мать - Тьма; части Света - горячее, сухое, легкое и быстрое; части Тьмы - холодное, влажное, тяжелое, медленное; из них, из женского и мужского начала, состоит весь Космос.
      Научившись у халдеев и магов самому главному в их учении, овладев в совершенстве науками о природе богов, о числах и музыке, он стал их (магов) сторонником.
      Если египетские жрецы обладали ключами к священным наукам, то персидские маги считались более искусными в практическом применении оккультных знаний. Они утверждали, что в состоянии владеть оккультными силами природы, носящими название пантоморфного огня и астрального света. В их храмах, говорит предание, при ярком солнечном дне наступала тьма, светильники зажигались сами собой, появлялось небесное сияние и слышались раскаты грома. Маги называли этот невещественный огонь, этот проводник электричества, который они умели сосредоточивать и рассеивать по своему усмотрению, "небесный лев", а электрические течения атмосферы и магнетические течения земли они называли "змеи" и приписывали себе способность направлять их, подобно вещественным токам, на людей.
      Они изучали также и силу внушающую, притягивающую и творческую. Они употребляли для вызывания духов формулы, заимствованные у древнейших наречий земли, давая при этом такое объяснение: "Не изменяй ни одного первобытного названия в заклинаниях, ибо все они - пантеистические имена Богов; они проникнуты магнетизмом обожания множества людей и могущество их невыразимо".
      Таким образом, Пифагор проник в Вавилоне во все мистерии древней магии. В то же время, перед ним развертывалось в этом вертепе деспотизма, великое зрелище: на развалинах разрушающихся религий Востока, поверх его выродившегося жречества, группа посвященных, бесстрашных и тесно сплоченных, защищала свою науку, свою веру и, насколько это было возможно, стояла на страже справедливости. Лицом к лицу с деспотами, под постоянным опасением быть растерзанными подобно Даниилу во львином рву, они укрощали дикого зверя неограниченной тирании своей духовной силой.
      После своего египетского и халдейского посвящения, Пифагор постиг вечные начала Вселенной и изучил применение этих начал. В храме Нейф-Изиды в Мемфисе и в храме Бэла в Вавилоне он узнал много тайн относительно происхождение религий и относительно истории континентов и человеческих рас. Он мог сравнивать преимущества и недостатки еврейского единобожия, политеизма греков, троичности индусов и дуализма персов.
      Он знал, что все эти религии - ключи к единой Истине, видоизменяющиеся для различных ступеней сознания и для различных общественных условий. Он владел ключом, то есть, синтезом всех этих доктрин, обладая эзотерическим знанием. Его внутренний взор, обнимавший прошлое и погружавшийся в будущее, должен был прозревать с необыкновенной ясностью и настоящее. Его видение показывало ему человечество, угрожаемое величайшими бичами: невежеством священников, материализмом ученых и отсутствием дисциплины у демократии. Среди всеобщего расслабления, он видел вырастающий азиатский деспотизм и из этой черной тучи страшный циклон собирался обрушиться на беззащитную Европу. Настало время вернуться в Грецию и начать там свое великое дело.
      Но Пифагор оставался в Вавилоне в течение двенадцати лет не только по своей воле. Чтобы уйти оттуда, нужно было разрешение персидского царя. Его единоплеменник, Демосед, царский врач, просил за него и добыл для философа свободу. Так, пройдя долгий путь скитаний и странствий, Пифагор вернулся на Самос после тридцатичетырехлетнего отсутствия в возрасте пятидесяти четырех лет.

Возвращение на родину

      Узнанный некоторыми из старшего поколения, давно считавшими его пропавшим, и вызвав не меньшее удивление своей статной красотой и мудростью, видом божественного даймона, Пифагор был отведен в отчий дом. Там в живых оставались лишь его немощная престарелая мать и один из братьев. Затем отечество всенародным решением призвало его приносить всем пользу и передавать свое умственное достояние молодому поколению.
      Пифагор стал обучать юношество. Он, как и египетские жрецы, обучал с помощью символов для того, чтобы, с одной стороны, избежать профанации, с другой - дать наглядное чувственное выражение реальностей иного мира. Так как символ буквально означает "соединение, совпадение (частей единого)", то через него осуществляется единение этого и того миров.
      Многое изменилось за прошедшие годы на Самосе. Тирания Поликрата сменилась деспотизмом персидского сатрапа. Школы и храмы были закрыты. Поэты и ученые бежали. Но Пифагор имел по крайней мере то утешение, что ему удалось принять последний вздох своего первого учителя, Гермодама, и найти в живых свою мать, которая одна не сомневалась в его возвращении; ибо все остальные были уверены в его смерти. Она никогда не сомневалась в пророчестве жреца Аполлона. Она знала, что под белым одеянием египетского жреца сын ее готовится к высокой миссии. Она верила, что из храма Нейф-Изиды появится тот благой учитель и светлый пророк, который снился ей в священной роще дельфийского храма и которого Иepoфант Адонаи обещал ей под кедрами Ливана.
      Пифагора манили не олимпийские венки и не лавры поэта; его дело было необычайно велико: разбудить заснувшую душу богов в святилищах, вернуть силу и обаяние храму Аполлона и основать школу науки и жизни, из которой бы выходили не политики и софисты, а посвященные мужчины и женщины, истинные матери и истинные герои.
      На родине Пифагор исправил, где смог, порядок жертвоприношений богам. Он совершил правильное богослужение у "бескровного жертвенника благочестивых" храма Аполлона на Делосе, за что получил способность прорицания до конца жизни.
      Занимаясь по поручению отечества совершенствованием законов, Пифагор побывал на Крите с целью изучения законодательства и посвящения в таинства Идейской матери. Там, в Диктейской пещере, где раз в девять лет Миносу являлся Зевс, ему открылось совершенство законов, происходящих от Миноса. Здесь он побывал у жрецов Морга, одного из идейских дактилей, и принял от них очищение камнем-громовиком, ложась ниц поутру у моря, а ночью у реки в венке из шерсти черного барана. Спускался он там и в так называемую Идейскую пещеру, одетый в черную шкуру, пробыл там положенные трижды девять дней, совершил всесожжение Зевсу, видел его застилаемый ежегодно престол, а на гробнице Зевса высек надпись под заглавием "Пифагор - Зевсу".
      Побывал Пифагор и в Лакедемоне с посольством Алкея, одного из политических деятелей самосской республики. После смерти Алкея Пифагор получил в наследство его имущество и стал, таким образом, состоятельным человеком.
      Затем он занялся отысканием забытых местных законов на Самосе. В те времена ему открылось новое искусство - законодательное. В Самосе Пифагор расчертил и обустроил место для обсуждений, называемое "пифагоров полукруг", где собирались всенародно для обсуждения общественных дел. Впоследствии по его подобию повсюду стали строить театры. 
      После поездки на Крит он женился на критянке Феано.
      Как многие великие адепты, он отказался от любви к женщине, чтобы отдать всего себя служению. Магия его воли, духовное обладание столькими душами, которые он сам сформировал и которые были привязаны к нему, как к обожаемому отцу, мистический фимиам всей этой невыраженной, поднимавшейся к небу любви, тонкий аромат человеческой симпатии, соединившей всех его учеников - все это заменяло ему личное счастье и личную любовь.
      Но однажды, когда он был один, погруженный в глубокие размышления, он увидел приближающуюся к нему молодую красавицу, с которой до этих пор никогда не беседовал наедине. Она преклонила перед ним колени и, не поднимая глубоко склоненной головы, начала умолять учителя - ведь его власть безгранична! - освободить ее от невозможной любви, которая сжигала ее тело и душу. Пифагор спросил имя того, кого она любила. После тяжелой борьбы Феано призналась, что любила его, но была готова подчиниться беспрекословно его воле. Пифагор не отвечал ничего. Ободренная его молчанием, она подняла голову, бросая на него молящий взгляд, который предлагал ему весь цвет молодой жизни и весь аромат любящей женской души.
      Мудрец был потрясен, он умел побеждать свои чувства, он владел вполне своим воображением, но молния этой души проникла в его душу. В этом девственном сердце, созревшем в огне страсти, в этой женщине преображенной безграничной преданностью, он нашел достойную подругу, которая могла содействовать еще более полному осуществление дела его жизни. Пифагор поднял молодую девушку и Феано могла прочесть в глазах учителя, что отныне их две судьбы слились в одну.
      Браком своим с Феано Пифагор наложил печать осуществления на свое дело. Слияние этих двух жизней оказалось совершенным. Однажды, когда Феано была спрошена, сколько времени требуется, чтобы женщина, имевшая сношение с мужчиной, могла считать себя чистой, она ответила: "если сношения эти были с мужем, она постоянно чиста, если с другим, она не очистится никогда". Чтобы произнести такие слова, нужно быть женой Пифагора и любить его так, как любила Феано. Ибо не брак освящает любовь, а любовь оправдывает брак.
      От этого брака родились дети: Аримнест, любимый сын Пифагора, и благородная Мия. Позже родились также сын Мнемарх и благочестивая дочь Дамо. Еще позже, уже в Кротоне появился Телавг. Все дети впоследствии прославили отца своими достоинствами и добродетелями. А малолетнему Телавгу и внучке Бифале, дочери Дамо, Пифагор, умирая, оставил в наследство "Священное Слово Орфея".
      Семья Пифагора впоследствии представляла собой истинный образец для всего духовного ордена пифагорейцев. Во время домашних и религиозных празднеств мать руководила хором женщин, а Дамо - хором молодых девушек. Феано прониклась идеями своего мужа с такой полнотой, что после его смерти стала центром пифагорейского ордена и один из греческих авторов приводит, как авторитет, ее мнение относительно учения Чисел.
      К Пифагору потянулись ученики, как местные, так и из других греческих государств. Кроме того, сограждане часто вынуждали Пифагора участвовать в общественных мероприятиях и во всех посольствах. Желая отречься от суеты и отойти от общественных дел, Пифагор начал подумывать о переезде. Отыскав себе пещеру за городом, он устроил себе в ней жилище для философских занятий - это место и поныне называют "пещерой Пифагора" - где провел много дней и ночей, систематизируя все известное ему и полезное в науках. Он в совершенстве овладел наукой о небесных явлениях и подкрепил ее всеми необходимыми арифметическими и геометрическими расчетами. В эти годы ему служил рабом гет Залмоксис, также ставший приверженцем его учения.     
      Когда персидский сатрап стал выступать за возвращение к власти на Самосе братьев Поликрата, Пифагор, предвидя, что это возвращение приведет к слишком суровой тирании для свободного человека, решил покинуть Самос, памятуя совет Бианта ионийцам. Совет заключался в следующем, чтобы избежать лидийского, мидийского или персидского завоеваний и порабощения, ионийцам следовало бы всем вместе переселиться на остров Кирн (Корсику) и там создать мощное колониальное государство.
      Пифагор решил отправиться в Великую Грецию (наименование колонизованной эллинами Италии; подобный подход традиционен для индоевропейских народов, первичная родина этноса именуется "малой": Малая Армения, Малая Русь, Малая Польша, а вторично освоенная и колонизованная этим этносом территория называется "великой": Великая Армения, Великороссия, Великая Польша). Покидая родину, он дал вольную Залмоксису, взяв с того обещание, что на родине тот станет просветителем своего народа и будет содействовать всеобщей пользе.
      По пути Пифагор остановился ненадолго на Крите у Эпименида в святилище Юпитера, посетил многие другие знаменитые храмы Греции, присутствовал при олимпийских играх, стоял во главе мистерий Элевсиса, где иерофант уступил ему свое первенствующее место. Всюду встречали его, как власть имеющего. Ожидали его также и в Дельфах. Искусство прорицания приходило там уже в упадок, и Пифагор решил возвратить ему силу, глубину и обаяние.
      Он появился в Дельфах не столько для поклонения Аполлону, сколько для просвещения его жрецов, для воспламенения их энтузиазма и для пробуждения их энергии. Действовать на них значило действовать на душу самой Греции и влиять на ее будущее. К счастью, он нашел в храме Апполона в Дельфах чудное орудие, словно подготовленное для него Провидением.
      Молодая Феоклея принадлежала к коллегии жриц Аполлона. Она происходила из семьи, в которой звание жреца было наследственное. Величавое впечатление святилища, священные церемонии и торжественные гимны, праздники Аполлона пифийского и гиперборейского питали ее юность. Весь внутренний облик Феоклеи заставляет предвидеть, какое таинственное предчувствие и какое глубокое потрясение должны были взволновать ее душу, когда она впервые увидала Пифагора и услыхала его выразительный голос, раздававшийся под колоннадами святилища Аполлона. Она почувствовала присутствие посвященного, которого ждала ее душа, она узнала своего Учителя.
      На восходе солнца Пифагор вел продолжительные беседы со жрецами Аполлона, носившими звание святых и пророков. Он потребовал от них, чтобы и молодая жрица была допущена к этим беседам и была посвящена в его тайное обучение. Таким образом она могла пользоваться уроками, которые учитель давал ежедневно в святилище. Пифагор достиг в то время полной зрелости. Он носил белые одежды по-египетски и пурпуровую перевязь на лбу. Когда он говорил, его серьезные, глубокие глаза проникали в душу собеседника, вызывая в нем глубокое волнение, и самый воздух вокруг него казался более легким и проникнутым духовностью.
      Беседы Самосского мудреца с высшими представителями греческой религии имели очень важное значение. Вопрос шел не только об искусстве прорицания и о вдохновениях, но и о будущем Греции и о судьбах всего мира. Знания и силы, которые он приобрел в храмах Мемфиса и Вавилона, придали ему высокий авторитет. Он имел право говорить как власть имеющий с руководителями Греции, и он выполнил это со всею силою своего гения и со всем энтузиазмом сознанной миссии.
      "Посвященный привлекает смерть или отдаляет ее по своему произволу. Образуя магическую цепь соединенной силы воли, посвященные могут воздействовать и на продление жизни народов... Что такое Аполлон? Глагол Единого Бога, вечно проявляющийся в мир. Истина есть душа Бога, а свет есть Его тело. Мудрецы, ясновидящие и пророки видят Его; обыкновенные люди видят лишь тень Его. Прославленные духи, которых мы называем героями или полубогами, пребывают среди этого света. Вот истинное тело Аполлона, этого солнца посвященных, и без него не совершается ничто великое на земле. Подобно магниту, привлекающему железо, мы нашими молитвами, словами и деяниями привлекаем божественное вдохновение. От вас зависит осиять Грецию глаголом Аполлона, и тогда Греция преобразится в бессмертном свете!"
      Подобными речами Пифагор старался внушить жрецам Дельфийского храма значение их великой миссии. Феоклея поглощала эти речи с молчаливой и сосредоточенной страстью. Она видимо преображалась под чарами мысли и воли Учителя. Среди изумленных старцев она стояла, вся - вдохновение и духовный восторг, с глазами расширенными и сияющими, словно перед ней проносились чудные видения светлых духов. Однажды она погрузилась в глубокий ясновидящий сон.
      Пять старших жрецов окружили ее, но она не чувствовала их прикосновения и не отзывалась на их голоса. Пифагор приблизился к ней и сказал: "Встань и иди, куда посылает тебя моя мысль. Ибо отныне ты будешь Пифией!" При звуке голоса Учителя дрожь пробежала по ее телу, но глаза оставались закрытыми. Она видела внутренним взором.
      - Где ты находишься? - спросил Пифагор.
      - Я поднимаюсь... все выше и выше.
      - А теперь?
      - Я плаваю в свете Орфея.
      - Что видишь ты в будущем?
      - Великие войны... медные люди... белые победы... Аполлон возвращается в свое святилище и я буду его голосом... Но ты, его посланник, ты покинешь меня... И ты понесешь его свет в Италию.
      Ясновидящая с закрытыми глазами говорила еще долго, и звук ее голоса был музыкальный, прерывающийся, ритмический. Затем - внезапные рыдания, и она упала как мертвая. Так вливал Пифагор свое чистое учение в ее сердце и настраивал его подобно лире для восприятия дыхания богов. Поднятая им на такую высоту вдохновения, она и для него стала факелом, при свете которого он мог измерять свою собственную судьбу, проникать в возможное будущее и направляться в безбрежные пространства невидимых миров. Это животрепещущее доказательство истинности его учений поразило жрецов, вызвало в них энтузиазм и оживило их веру. Отныне храм имел вдохновенную Пифию и жрецов, посвященных в божественные науки и искусства. Дельфы могли снова стать центром жизни и духовной деятельности.
      Пифагор оставался в Дельфах целый год и лишь после того, как жрецы были посвящены во все тайны оккультного учения и Феоклея была вполне готова для своей миссии, - он направился далее, в Великую Грецию.

Основание школы в Кротоне

      Достигнув Италии, Пифагор высадился у Сибариса, намереваясь идти затем в Кротон. По дороге он встретил на берегу рыбаков, тянувших в неводе обильный улов рыбы. Пифагор назвал точное число рыб в неводе, заплатил рыбакам стоимость улова и попросил их отпустить рыб обратно в море, чем вызвал недоумение и великое удивление последних. В душе его зародилась великая любовь ко всем существам вселенной, сострадание к ним и милосердие.
      Пройдя полпути до Кротона, Пифагор остановился на ночлег в заброшенной рыбацкой хижине на пустынном взморье. Там он провел несколько дней и ночей в полном одиночестве, обдумывая все пережитое им, взвешивая на весах Фемиды все доброе и дурное, испытанное им в жизни, размышляя над мирскими и духовными сущностями. Обретя душевное равновесие и достигнув гармонии в душе, Пифагор продолжил свой путь, направляясь в Кротон.
      Город Кротон занимал оконечность Тарентского залива. Рядом с Сибарисом Кротон был наиболее цветущим городом южной Италии. Он славился своим дорическим общественным строем, своими атлетами, побеждавшими на Олимпийских играх, своими врачами, соперничавшими с Асклепиадами. Сибариты прославились своей роскошью и негой; Кротонцы, не смотря на свои добродетели, были бы вероятно забыты, если бы они не дали приюта эзотерической философии, известной под именем Пифагорейской школы, которую можно рассматривать как мать школы платоников и как праматерь всех идеалистических школ. Хотя, не смотря на все благородство последних, праматерь во многом превосходила их. Уже школа платоников не владеет полным посвящением, а школа стоиков и совсем утеряла истинное предание. Другие системы древней и современной философии - лишь более или менее удачные умозрительные теории, тогда как учение Пифагора было основано на опытном знании и всесторонне проникало в самый строй жизни.
      Было несколько причин, почему Пифагор избрал именно эту колонию как центр своей деятельности. Его цель была не только передать свое учение группе избранных учеников, но и применить идеи этого учения к воспитанию юношества и к жизни государства. Этот план требовал основания школы для посвящения мирян, чтобы этим путем постепенно преобразовать политическую организацию городов по образцу его религиозного и философского идеала.
      Несомненно, что ни одна из республик Эллады или Пелопонеса не допустила бы такого новшества. Философа обвинили бы в заговоре против государства. Греческие города Тарентского залива были менее заражены демагогией и поэтому там допускалась большая свобода. Пифагор не ошибся, надеясь найти благоприятное отношение к своим реформам в Кротонском сенате. Следует прибавить, что намерения его шли далее Греции. Предвидя эволюцию идей, он угадывал падение эллинизма и намеревался внести в человеческое сознание начала научной религии.
      Основав свою школу при Тарентском заливе, он распространил эзотерическое учение в Италии и, вместе с тем, в драгоценном сосуде своего учения сохранил для народов Запада самую суть восточной Мудрости.
      Появившись в Кротоне, который склонялся уже к изнеженной жизни своего соседа Сибариса, Пифагор произвел там истинную революцию. Порфирий и Ямвлих описывают его первое выступление в Кротоне скорее в роли мага, чем в роли философа.
      Само появление столь необыкновенного человека, много путешествовавшего, щедро наделенного судьбой от природы (внешность у него была благородной и величественной; в голосе, манере держаться и во всем прочем - величайшая грация и чинность), произвело надлежащее впечатление и расположило к Пифагору все население. Но не только внешность, но и поступки чужестранца были необычны. Вырыв землянку, Пифагор соорудил себе комнатушку под землей и удалился туда, чтобы умереть. Однако, спустя некоторое время, вновь появился наверху, тощий как скелет, направился в народное собрание и объявил, что прибыл из царства Аида.
      Собравшимся жителям Кротона он подробно рассказал обо всем, что произошло в городе за время его отсутствия, а также поведал им всякие чудеса о перевоплощениях душ (палингенесиях) и о том, что происходит в царстве Аида. Живым он описывал их умерших родных, с которыми встречался в царстве Аида. Там Пифагор видел, как стонет душа Гесиода, прикованная к медному столбу, и душу Гомера, повешенную на дереве со змеями в наказание за то дурное, что он говорил о богах. Посмотрел он и на наказание душ тех, кто не пожелал жить со своими женами.
      Слушатели были столь потрясены, что заплакали и уверовали, что Пифагор - божественное существо. Они доверили ему своих детей, мужей и даже жен, чтобы те научились кое-чему из его учений. Так появились последователи Пифагора, пифагорейцы и пифагорейки.
      Сначала он пленил души старейшин городской управы пространными и прекрасными речами, произнеся речь в совете тысячи, высшем органе власти в Кротоне. Потом по просьбе властей обратился с наставлениями к молодым юношам, с которыми беседовал в гимнасии. Затем выступил с назидательной речью перед детьми, собранными из школ, в храме Аполлона. А уж затем и перед женщинами в храме Геры. Каждый раз Пифагор искусно изменял содержание речей в зависимости от возраста и пола слушателей.
      Призвав молодых людей в храм Аполлона, он силою своего необыкновенного красноречия вырвал их из сетей распутства. Он собрал женщин в храм Геры и убедил их принести свои золотые одежды и драгоценные украшения, в виде дара в этот самый храм, как доказательство полной победы над тщеславием и изнеженностью. Он облекал необыкновенным очарованием строгость своих поучений; из его мудрости вырывалось пламя, вдохновлявшее и заражавшее всех. Красота его облика, благородство осанки, очарование выразительного лица и голоса, довершали победу. Женщины сравнивали его с Юпитером, а молодые люди с Аполлоном гиперборейским. Он покорял и увлекал толпу, которая изумлялась, слушая его, и против воли начинала любить правду и добродетель.
      Сенат Кротона или Совет тысячи встревожился этим влиянием Пифагора и потребовал отчета, какими средствами достигает он такого поразительного господства над умами. Это стало для Пифагора случаем развить свои идеи воспитания юношества и доказать, что они не только не грозят дорической конституции Кротона, но, наоборот, помогут укрепить ее.
      Склонив к своему плану самых богатых граждан и большинство сената, он предложил создать новое учреждение для него и для его учеников. Это братство посвященных мирян должно было вести общую жизнь в здании, приспособленном для этой цели, но не уклоняться от гражданской жизни.
      Этот проект был принят с энтузиазмом советом Кротона и через несколько лет в окрестностях города возникло здание, окруженное обширными портиками и прекрасными садами. Кротонцы дали ему название храма Муз; и действительно, в самом центре поселения, рядом со скромным жилищем Учителя, возвышался храм, посвященный этим богиням.
      Так возник институт пифагорейцев, который сделался одновременно и коллегией этического воспитания, и академий наук, и образцовой общиной, под руководством великого Посвященного. Путем теории и практики, соединением наук и искусств подходили ученики Пифагора к этой науке всех наук, к этой гармонии души и интеллекта, которую пифагорейцы считали за скрытую основу и философии, и религии. Школа пифагорейцев представляет для нас высочайший интерес как наиболее замечательная попытка посвящения мирян.
      Внешнюю форму и внутреннюю суть школы Пифагора отражают знаменитые три "П" Пифагора: preparation - приготовление, purification - очищение и perfection - совершенствование.
      Пифагор с большой ответственностью относился к новичкам, желавшим вступить в школу, говоря "что не из каждого дерева можно вырезать Меркурия". Каждый кандидат должен был пройти через период испытания. Рекомендованный или родителями, или одним из учителей, он получал вначале доступ лишь в пифагорейский гимнастический зал, где новички упражнялись в различных играх.
      Этот зал совсем не походил на такое же гимнастическое учреждение в городе: ни громких криков, ни буйных проявлений, никакого признака бахвальства или тщеславного выставления своей силы или мускулов атлета. Здесь царили вежливость, изящные манеры и взаимное доброжелательство среди молодых людей, которые или прогуливались парами под сенью портиков, или предавались играм на арене. С ласковой простотой приглашали они новичка принять участие в их беседах, никогда не позволяя себе любопытных взглядов или насмешливой улыбки.
      На арене упражнялись в беге и метании дротиков. Там же происходили воинственные упражнения в виде дорических танцев. Но Пифагор строго запрещал в своей школе единоборство, говоря, что рядом с развитием ловкости это вводит в гимнастические упражнения элемент гордости и озлобления; что люди, стремящиеся к осуществлению истинной дружбы, не должны позволять себе сваливать друг друга с ног и кататься по песку подобно диким зверям; что истинный герой должен биться с мужеством, но без ярости, и что озлобленный человек предоставляет все преимущества над собой своему противнику.
      Новичок узнавал эти правила из уст юношей пифагорейцев, которые спешили сообщить ему эти крупицы усвоенной мудрости. Одновременно с этим, они приглашали его свободно высказаться и не стесняясь оспаривать их мнения. Поощренный их предупредительностью, новичок не замедлял раскрыть свою истинную природу. В восторге, что его так любезно слушают, он начинал разглагольствовать.
      В это время наставники зорко наблюдали за ним, не останавливая его никаким замечанием. Неожиданно появлялся и сам Пифагор, чтобы незаметным образом следить за его жестами и словами. Он придавал особенное значение смеху и походке молодых людей. Смех, говорил он, самое несомненное указание на характер человека и никакое притворство не может украсить смех злого. Он был такой глубокий знаток человеческой наружности, что умел читать по ней до глубины души.
      Благодаря подобным наблюдениям, учитель составлял точное представление о своих будущих учениках. Через несколько месяцев приходила очередь решающим испытаниям. Испытания эти были взяты из египетского посвящения, но смягчены и применены к натуре греков, впечатлительность которых не вынесла бы смертельных ужасов Мемфисских и Фивийских склепов.
      Стремящегося к посвящению заставляли провести ночь в пещере, находившейся в окрестностях города, в которой - по слухам - появлялись чудовища и привидения. Не имевших силы выдержать зловещие впечатления одиночества и ночного мрака, отказывавшихся войти или обращавшихся в бегство, признавали слишком слабыми для посвящения и отправляли назад.
      Следующее, нравственное, испытание носило более серьезный характер. Внезапно, без всяких предупреждений, ученика заключали в келью, печальную и обнаженную. Ему давали доску и короткий приказ: найти внутренний смысл одного из пифагорейских символов, например: "что означает треугольник, вписанный в круг?", или "почему додекаэдр, заключенный в сферу, является основной цифрой вселенной?"
      Кандидат проводил 12 часов в пустой келье наедине с своей задачей, имея лишь кружку воды и кусок хлеба вместо обычной пищи. Затем его вводили в общий зал, где собирались все ученики. Они должны были беспощадно поднимать на смех испытуемого, который, голодный и в дурном настроении, появлялся перед ними подобно осужденному.
      "Вот, - кричали они, - явился новый философ! Какой у него вдохновенный вид! Он сейчас поведает нам о своих открытиях! Не скрывай же от нас свои мысли! Еще немного - и ты станешь великим мудрецом!" В это время учитель наблюдал за всеми проявлениями молодого человека с глубоким вниманием. Удрученный постом и одиночеством, раздраженный сарказмами, униженный своим бессилием разгадать непонятную задачу, он должен был сделать огромное усилие, чтобы овладеть собою. Некоторые плакали слезами ярости; другие отвечали грубыми словами, третьи бросали доску вне себя от гнева, осыпая бранью и школу, и учителя, и его учеников.
      После этого появлялся Пифагор и спокойно заявлял, что юноша, выдержавший так плохо испытание в самообладании, не мог оставаться в школе, о которой он такого нелестного мнения. Изгнанный уходил пристыженный и иногда делался опасным врагом для ордена, как тот знаменитый Килон, который позднее вызвал мятеж против Пифагорейцев и привел их к роковой катастрофе.
      Те же юноши, которые выдерживали нападение с твердостью, которые на дерзкие вызовы отвечали разумно и с присутствием духа, заявляя, что они готовы сто раз подвергнуться испытаниям, если это даст им хотя бы малую частицу мудрости, - такие юноши торжественно объявлялись вступившими в школу и принимали полные энтузиазма поздравления от остальных сотоварищей.
      Первая ступень
      Только с этого момента начиналось послушничество, называемое подготовлением, которое длилось не менее двух и могло продлиться до пяти лет. Послушники или слушающие (akoustikoi - акусматики) должны были соблюдать во время уроков абсолютное молчание. Они не имели права ни возражать, ни задавать вопросов, а только слушать поучения с молчаливым уважением и долго размышлять над ними в одиночестве. Чтобы внедрить это правило в сознание послушника, ему показывали статую женщины, окутанную белым покрывалом, с пальцем, приложенным к губам - Музу молчания.
      Пифагор считал молодежь еще не готовой понимать происхождение и конец вещей. Он думал, что упражнять молодых людей в диалектике и в рассуждении прежде, чем они не прочувствуют смысл истины, значило подготовлять софистов, исполненных претензий. Он стремился прежде всего развить в своих учениках высшую способность человека: интуицию.
      Но он не брал для этой цели предметом своих толкований чего-либо трудного и таинственного. Он исходил из естественных чувств, из основных обязанностей человека при его вступлении в жизнь, и показывал соотношение последних с мировыми законами. Запечатлевая в сердцах молодых прежде всего любовь к родителям, он расширял это чувство отождествлением идеи отца с идеей Бога, великого Творца вселенной. "Ничего нет почетнее звания отца", - говорил он. "Гомер называл Юпитера королем Богов, но желая показать все его величие, он называл его отцом Богов и людей".
      Пифагор сравнивал мать с Природой - великодушной и благодетельной; как небесная Кибела производит светила, как Деметра зарождает плоды и цветы земли, так питает мать своего ребенка всеми радостями, доступными для него. Поэтому сын должен почитать в своем отце и в своей матери земных представителей этих великих божеств. Он доказывал, что любовь к родине происходит из любви, которую человек питал в детстве к своей матери. Родители не даются нам случайно, как думает негодующий, но благодаря тому высшему порядку, связанному со всем предшествующим человека, который можно назвать его судьбою. Родителей нужно уважать какие бы они ни были.
      А вот друзей своих можно и нужно выбирать. Вступающим в пифагорейскую школу предлагали соединяться по двое, сообразно душевному сродству. Младший должен был искать в старшем те качества, к которым сам стремится, и оба товарища должны были возбуждать друг друга к лучшей жизни. "Друг есть наше второе я. Его нужно почитать, как Бога," - говорил Учитель. Насколько по отношению к Учителю пифагорейские правила требовали абсолютного подчинения, настолько же в дружеских отношениях они предоставляли полную свободу; более того, Пифагор делал из чувства дружбы стимул всех добродетелей, поэзию жизни, путь к идеалу.
      Таким путем будилась в учениках индивидуальная энергия, мораль оживотворялась и принимала характер поэзии, с любовью принятые правила жизни переставали быть стеснением а служили, наоборот, к утверждению индивидуальности. Пифагор добивался, чтобы послушание было добровольным.
      Кроме того, преподавание морали подготовляло к восприятию философии, ибо связь, которая выяснилась между общественными обязанностями и гармонией Космоса, вызывала предчувствие всемирного закона аналогий и соответствий. В этой связи и заключается основа мистерий, оккультного учения и всякой философии. Ум ученика привыкал видеть печать невидимого порядка на всей видимой действительности. Общие правила и краткие предписания раскрывали перспективы этого высшего мира. Утром и вечером ученики пели под аккомпанемент лиры золотые стихи:
      Должен бессмертным богам приносить ты законную жертву;
      Веру свою сохранять; чтить память великих героев;
      Духам земным воздавать обычное им поклоненье.
      Комментируя это правило, ученику разъясняли, что Боги, различные с виду, были в сущности одни и те же у всех народов, потому что они соответствуют тем разумным силам, которые действуют во всей Вселенной. Благодаря такому понимании, мудрый мог почитать Богов своей родины, имея в то же время совершенно иное представление об их сущности, нежели человек невежественный.
      Терпимость ко всем культам, единство всех народов в человеческой эволюции, единство религий в эзотерической науке - все эти новые идеи начинали возникать в уме вновь вступившего ученика. За этими стихами послушник начинал различать - как бы сквозь покрывало - божественную Психею, душу человеческую. Небесный путь загорался перед его внутренним взором. Ибо в культе героев и полубогов, посвященный созерцал учение о будущей жизни и тайну мировой эволюции.
      Эта великая тайна раскрывалась перед учеником не сразу; его подготовляли к ее восприятию, говоря ему о целой иерархии превышающих человека существ, называемых героями и полубогами, которые и являются его руководителями и покровителями его жизни. К этому добавляли, что они служат посредниками между человеком и божеством, что через них, проявляя героические качества, он может достигнуть приближения к божеству.
      Но каким образом войти в сношение с этими невидимыми гениями? Откуда происходит душа? Куда уходит она? И зачем эта мрачная тайна смерти? Послушник не смел задавать этих вопросов, но их можно было угадать по выражению его лица; вместо ответа, учитель указывал ему на борющихся на земле, на статуи в храме и на просветленные души в небесах, этой "огненной крепости Богов", куда проник Геракл.
      В глубине античных мистерий все Боги сводились к единому верховному Богу. Это откровение, понятое до конца, становилось ключом Космоса. Идею эту сохраняли в тайне до посвящения в собственном смысл этого слова. Послушник не знал о ней ничего. Ему давали лишь предвидение этой истины в отражениях, перенесенных на музыку, танец и на числа. Ибо числа, поучал Учитель, заключают в себе тайну вещей, а всемирная гармония есть совершенное выражение Бога.
      Семь священных ладов, построенных на семи нотах семиструнника, соответствуют семи цветам света, семи планетам и семи видам существования, повторяющимся во всех сферах материальной и духовной жизни, начиная с самой смиренной и кончая самой великой. Мелодии этих ладов, введенные в душу ученика, должны были настраивать ее и делать ее настолько гармоничной, чтобы она могла ответно вибрировать на каждое дуновение истины.
      Этому очищению души соответствовало и очищение тела, которое достигалось правильной гигиеной и строгой дисциплиной нравов. Побеждать свои страсти было первым долгом посвященного. Кто не привел свою собственную природу в гармонию, тот не может отражать и божественную гармонию.
      Но в идеал пифагорейской жизни не входил аскетизм, так как брак рассматривался у пифагорейцев как нечто священное. При этом от учеников требовалось целомудрие, для посвященных же воздержание служило источником силы и совершенства. "Уступать чувственности, значит соглашаться на унижение перед самим собою", - говорил Учитель. Он прибавлял, что сладострастие есть иллюзия, что его можно сравнить "с пением сирен, которые, как только приблизишься к ним, исчезают, а на том месте, откуда раздавалось пение, оказываются поломанные кости и окровавленные куски тела на скале, изъеденной морскими волнами; тогда как истинная радость подобная концерту Муз, который оставляет в душе следы небесной гармонии".
      Пифагор доверял добродетели посвященной женщины, но относился с большим недоверием к женщине обыкновенной. Одному ученику, который спрашивал Пифагора, когда же ему можно будет приблизиться к женщине, он отвечал: "Когда тебя утомит твой покой".
      Пифагорейский день распределялся следующим образом: как только пламенный диск Солнца выплывал из голубых волн ионического моря, золотя колонны храма Муз, который возвышался над жилищем посвященных, молодые пифагорейцы пели гимн Аполлону, исполняя в то же время священный дорический танец, одновременно и мужественный и торжественный.
      После обычных омовений совершалась прогулка по храму в полном молчании. Каждое пробуждение рассматривалось как воскресение в новую жизнь. Начиная свой день, душа должна была сосредоточиться, чтобы в целомудренной чистоте внимать последующему уроку. Под сенью священной рощи ученики группировались вокруг учителей и урок происходил в тенистой свежести деревьев или под портиками храма. В полдень произносилась молитва героям и доброжелательным гениям. Эзотерическая традиция утверждает, что добрые духи приближаются к земле вместе с солнечными лучами, тогда как злые духи ищут темноты и появляются только с наступлением ночи. Умеренный обед состоял обыкновенно из хлеба, меда и олив.
      Послеобеденное время посвящалось гимнастическим упражнениям, затем урокам, медитациям и внутренней подготовке к уроку следующего дня. После заката солнца происходила общая молитва, пели гимны космогоническим Богам, небесному Зевсу, Гере, Провидению, Артемиде, покровительнице мертвых. В это время ладан или иные фимиамы сжигались на алтаре под открытым небом, и звуки гимна, соединяясь с волнами ароматов, тихо поднимались в потемневшем воздухе, когда первые звезды зажигались в глубокой лазури неба. День заканчивался вечерней трапезой, после чего самый молодой из учеников читал вслух, а самый старший пояснял прочитанное.
      Так протекали дни пифагорейцев, чистые и ясные, как утреннее небо без облаков. Год вычислялся по большим астрономическим праздникам. Так, возврат Аполлона гиперборейского и празднование мистерий Деметры соединял всех, и вновь вступивших учеников, и посвященных всех степеней, как мужчин так и женщин. На этих празднествах молодые девушки играли на лирах, замужние женщины в пеплумах пурпурового и шафранного цвета исполняли чередующиеся хоры, сопровождаемые песнями с гармоническими переходами строф и антистроф, которые впоследствии переняла трагедия.
      Во время этих торжественных празднеств, на которых, казалось, божественное отражалось и в грации движений, и в проникающей мелодии хоров, молодой ученик проникался предчувствием оккультных сил, могучих законов оживотворенной природы, глубоких тайн прозрачного неба. Брачные церемонии и погребальные обряды носили более интимный, но не менее торжественный характер.
      Иногда устраивалась оригинальная церемония. Когда кто-либо из учеников покидал добровольно школу и возвращался к прежней жизни, или когда ученик выдавал тайну эзотерического учения, что случилось один лишь раз, посвященные воздвигали ему гробницу в ограде святилища как бы для умершего. Совершая эту церемонию, Учитель говорил: "Он более мертв, чем мертвецы, ибо он возвратился к дурной жизни; его тело двигается среди людей, но душа его умерла; будем оплакивать его". И эта гробница, воздвигнутая живому человеку, преследовала его подобно неотвязной тени.
      Вторая ступень
      Счастливый день, "золотой день", как говорили древние, был тот, когда Пифагор принимал нового ученика в своем жилище и торжественно присоединял его к рядам своих учеников. Последствием этого были непосредственные сношения с Учителем; принятый ученик проникал во внутренний двор, куда допускались лишь одни верные последователи. Отсюда название эзотерические (те, которые внутри), противополагавшиеся экзотерическим (те, которые вне). С этого и начиналось настоящее посвящение.
      Откровение состояло в полном, обоснованном изложении оккультного учения, начиная с первооснов, заключенных в таинственной науке чисел, до последних результатов мировой эволюции, до высшего назначения божественной Психеи, души человеческой. Эта наука чисел была известна под различными именами в храмах Египта и Азии, и так как она давала ключ ко всей тайной доктрине, ее тщательно скрывали от непосвященного.
      Цифры, буквы, геометрические фигуры и другие начертания, служившие знаками этой алгебры оккультизма, были понятны одному лишь посвященному. Этот последний раскрывал их смысл новому адепту лишь после того, как получал от него клятву молчания.
      Пифагор сформулировал священную науку в книге, написанной его рукой и носившей название: Hieros Logos, священное слово. Эта книга не дошла до нас, но позднейшие произведения пифагорейцев Филолая, Архита и Гиероклеса, а также диалоги Платона и трактаты Аристотеля, Порфирия и Ямвлиха, знакомят нас с ее принципами. И если принципы эти оставались до сих пор непонятными для современных философов, это произошло оттого, что смысл и значение их можно понять лишь путем сравнения всех эзотерических доктрин Востока.
      Пифагор называл своих учеников "математиками" (от гр. mathematike - познание, наука), потому что его обучение начиналось с учения о числах. Но эта священная математика или наука принципов была иная, чем та, которой владеют наши ученые и философы: она была одновременно и более трансцендентна и более жизненна, и рассматривала Число не как абстрактное количество, но как существенное и деятельное качество верховной Единицы, Бога, источника Мировой Гармонии. Наука чисел была наукой живых сил, божественных качеств в действии, как в мирах, так и в человеке, как в макрокосме, так и в микрокосме. Следовательно, проникая в свойство чисел, схватывая и объясняя их разнообразные сочетания, Пифагор создавал в сущности целую теогонию или обоснованную на разуме теологию. Истинная теология должна бы заключать основы всех наук. И она может возвыситься до науки о Боге лишь тогда, когда ясно покажет единство и взаимную связь всех остальных наук, лишь тогда, когда станет синтезом, объединяющим их в одно целое.
      Конечно, посвященный не сразу приходил к внутреннему обладанию истиной, к тому могучему сосредоточенью всех сил, которое дает постижение мировой жизни. Для достижения столь трудной гармонии между разумом и волей требовались годы упражнений. Прежде чем овладеть творческим Словом, необходимо научиться складывать священный глагол, буквы за буквой, слог за слогом.
      Пифагор имел обыкновение давать свои наставления в храме Муз. Сенаторы Кротона построили его по плану и личным указаниям Пифагора рядом с его жилищем, среди деревьев окружающего сада. Только ученики второй ступени проникали туда вместе с Учителем. Внутри этого круглого храма виднелись девять мраморных Муз. В центре стояла Гестия, закутанная в покрывало, торжественная и таинственная. Левой рукой она защищала пламя очага, правой рукой указывала на небо.
      У греков Гестия (Веста у римлян) была хранительницей божественного начала, которое скрыто во всех вещах. Представительница божественного огня имела свой алтарь в храме Дельфов, в Пританеи Афин и при каждом домашнем очаге. В святилище Пифагора она олицетворяла собою божественную науку или Теософию. Окружавшие ее эзотерические Музы носили - кроме обычных своих мифологических имен - еще имена тех оккультных наук и священных искусств, которые находились под непосредственной охраной каждой из них.
      Урания наблюдала за астрономией и астрологией; Полигимния владела наукой потусторонней жизни души и искусством прорицания; Мельпомена со своей трагической маской представляла науку жизни и смерти, трансформаций и перевоплощений. Эти три верховные Музы, вместе взятые, олицетворяли собой всю космогонию или небесную физику.
      Каллиопа, Клио и Эвтерпа являлись представительницами человеческой или психологической науки с соответствующими ей искусствами: медициной, магией и моралью.
      Последняя группа - Терпсихора, Эрата и Талия заведовали земной физикой, наукой элементов, камней, растений и животных.
      Таким образом, перед учеником появлялись сразу все линии наук, начертанные на организме Вселенной, и выраженные в лице Муз, освещенных божественным пламенем. Вступив со своими учениками в это тихое святилище, Пифагор раскрывал книгу Глагола и начинал свое эзотерическое обучение. Эти Музы, говорил он, не более как земной образ божественных сил, духовную красоту которых вы будете созерцать внутри себя. Как они устремляют свои взоры на огонь Гестии, из которого все они произошли и который дает им движение, ритм и мелодию, также должны и вы погружаться в центральный Огонь Вселенной, в божественный Разум, чтобы вместе с Ним изливаться во все Его видимые проявления".
      Затем Пифагор увлекал своих учеников из мира форм и видимостей, уничтожал время и пространство и с могучей силой уносил их с собой в великую Монаду, в самую суть несотворенного Бытия. Пифагор называл ее Единицей, заключающей в себе всю полноту гармонии, которая есть мужское начало всепроникающего Огня, самодвижущийся Разум, нераздельный и непроявленный, творящий преходящие миры, Единый, Вечный, Неизменный, скрытый под многообразием форм, которые приходят, уходят и изменяются.
      "Суть вещей ускользает от человека, - говорит пифагореец Филолай, - он познает лишь явления этого мира, в котором конечное сочетается с бесконечным. Как же может он узнать их? Только поскольку существует между ним и остальным миром гармония, единение, общее начало; а это общее начало дает вещам Единый, который вместе с Своей Сутью придает им меру и смысл. Он есть мера, определяющая отношение между объектом и субъектом, тот смысл вещей, посредством которого душа участвует в Разуме Единого".
      Но как приблизиться к Нему, Непознаваемому? Видел ли кто-либо Руководителя Времен, Душу Солнц, Источник Разумов? Нет, лишь сливаясь с Ним, можно проникнуть в Его сущность. Он подобен Невидимому Огню, действующему из центра Вселенной, подвижное пламя которого протекает по всем мирам, приводя во вращение окружность. Дело посвящения состоит в приближении к великому Существу, в уподоблении Ему, в возможном усовершенствовании, в господствовании над всеми вещами посредством разума, в достижении той же активности, какой отличается тот Невидимый Огонь.
      "Ваше собственное существо, ваша душа, не представляет ли из себя микрокосм, малую вселенную? Она полна бурь и несогласий. И задача в том, чтобы осуществить в ней единство гармонии. И лишь тогда Бог проникнет в ваше сознание и лишь тогда вы разделите Его власть и создадите из вашей воли жертвенник очага, алтарь Гестии и трон Зевса!"
      Бог, Неразделимая Сущность, имеет своим числом Единицу, которая содержит в ceбе бесконечность, именем - имя Отца, Создателя, знаком - живой огонь, символ Духа, в котором сущность всего. Вот первое из всех начал.
      Но божественные способности подобны мистическому Лотосу, появляющемуся перед египетским посвященным, распростертым в своей гробнице, из темноты ночной. В начале это - лишь блестящая точка, затем она раскрывается подобно цветку, и пламенная сердцевина распускается подобно светящейся розе о тысяче лепестков.
      Пифагор говорил, что великая Монада действует посредством творческой Диады. С момента проявления Бог двойственен: неразделимая сущность и разделимая субстанция; начало мужское, активное, животворящее, и начало женское, пассивное, или пластическая живая материя. Диада представляет таким образом слияние Вечно-Мужского и Вечно-Женственного в Боге. Орфей поэтически выразил эту мысль в стихе: "Зевс одновременно и Супруг и божественная Супруга". Все системы политеизма владели интуитивно этой идеей, изображая Божество то в мужском образе, то в женском.
      И эта Природа, вечная, одушевленная, эта великая Супруга Бога - не только та земная природа, которую мы видим, но и невидимая Небесная Природа, недоступная нашему плотскому зрению, Мировая Душа, первозданный Свет, поочередно - Майя, Изида или Кибела, которая, вибрируя под божественным воздействием, содержит в себе сущность всех душ, идеальные типы всех существ. Она же и Деметра, земля, проникнутая жизнью, со всеми заключенными в ней телами, в которые воплощаются все эти души. Она же и Женщина, подруга Мужчины.
      В человечестве - женщина представляет собою природу, и совершенным подобием Бога является не человек, но мужчина и женщина. Отсюда - их непреодолимое, могучее и роковое влечете друг к другу; отсюда и упоение любви, в котором проносится мечта бесконечного творчества и темное предчувствие, что Вечно-Мужественное и Вечно-Женственное достигнут совершенного слияния лишь в недрах Бога.
      "Отдадим же честь женщине на земле и на небесах, - говорил Пифагор вместе со всеми древними посвященными, - она дает нам понимание Великой Женщины - Природы. Да будет она ее освещенным образом и да поможет она нам постепенно подняться до великой Души, которая зарождает, сохраняет и обновляет; до божественной Кибелы, которая в своей светотканной мантии влачит за собою бесчисленные сонмы душ".
      Монада изображает сущность Бога. Диада - его производительное свойство. Последнее вызывает к жизни Вселенную, это - видимое раскрывание Бога в пространстве и во времени.
      Проявленный мир - тройственен, ибо как человек состоит из трех различных элементов, сплавленных вместе, из тела, души и духа, так же и Вселенная делится на три концентрический сферы: мир естественный, мир человеческий и мир божественный. Таким образом, Триада или закон троичности есть образующий закон вещей и истинный ключ жизни. Ибо, он снова и снова встречается на всех ступенях лестницы жизни, начиная с органической клетки, проходит через физический строй животного тела, через всю деятельность кровеносных сосудов и нервной системы, до сверхфизической организации человека и Вселенной.
      Можно сказать, что закон Троичности представляет краеугольный камень всей эзотерической науки. Все великие создатели религий знали этот закон, все теософы предчувствовали его.
      Оракул Зороастра говорит:
      Число три царствует повсюду во Вселенной,
      Монада же есть начало его.
      Великая заслуга Пифагора состояла в том, что он сформулировал этот закон с ясностью греческого гения. Он сделал из него центр теогонии и основу всех наук. Закон всеобщей Троичности давал прочную основу как для классификации наук, так и для построения космогонии и психологии. Подобно тому, как мировая Троичность сосредоточивается в Единстве Бога, так и человеческая троичность сосредоточивается в самосознании и воле, в которых все способности тела, души и духа сливаются в одном живом единстве.
      Человеческая и божественная троичность, заключенная в Монаде, образует священную Тетраду.
      Но человек осуществляет свое единство лишь условным образом. Ибо его воля, влияющая на все его существо, не может действовать одновременно и совершенно во всех его трех проводниках, то есть, в инстинкте, в душе и в интеллекте. Вселенная представляется ему поочередно и последовательно отраженной в этих трех зеркалах:
      Во-первых, видимый через инстинкт и через калейдоскоп чувств Бог многообразен и бесконечен, как его проявления. Отсюда - политеизм, в котором число богов неограничено.
      Во-вторых, отраженный в разумной душе, Бог - двойственен, то есть, состоит из духа и материи. Отсюда - дуализм Зороастра, манихеев и некоторых других религий.
      В-третьих, отраженный в чистом Разуме, Бог - тройственен, то есть, является духом, душой и телом. Отсюда культ Троицы в Индии (Брама, Вишну, Шива) и христианстве (Отец, Сын, Святой Дух).
      И, наконец, познанный волей, в которой сливается Все, Бог является Единым, и отсюда исходит герметический монотеизм Моисея во всей своей строгости. Здесь нет уже олицетворения, нет воплощения. Здесь мы выходим из пределов видимой Вселенной и вступаем в царство Абсолютного. Предвечный царствует Один над миром, обращенным в прах.
      Различие религий происходит от того, что человек постигает Бога лишь через призму своего собственного существа, условного и конечного, тогда как Бог неустанно осуществляет единство трех миров в общей гармонии Вселенной.
      Это уже само по себе указывает на магическое значение Тетраграммы в порядке идей. В ней заключены не только основы наук, закон существ и способ их эволюции, но и источник различных религий и их верховного единства. В ней скрывался действительно всеобщий ключ. Отсюда - энтузиазм, с которым Лизий говорит о ней в "Золотых стихах" и в этом же можно видеть причину, почему пифагорейцы клялись этим великим символом:
      Клянусь тем, который запечатлел в наших сердцах
      Священную Тетраду, величавый и чистый символ,
      Источник Природы и образец Богов.
      Пифагор шел еще дальше в своем учении чисел. В каждом из них он определял тот или другой принцип, тот или другой закон, ту или другую активную силу Вселенной. Он говорил, что главные основы содержатся в четырех первых числах, ибо складывая или умножая их между собой, можно найти и все остальные числа.
      Точно также и бесконечное разнообразие существ, образующих Вселенную, происходит из сочетания трех первичных сил: материи, души и духа, под творческим импульсом божественного Единства, которое их смешивает и дифференцирует, сосредоточивает и дает им силу.
      Вместе с другими учителями эзотерической науки, Пифагор придавал большую важность числам семь и десять. Состоя из трех и четырех, семь означает соединение человека с Божеством. Это число адептов, великих посвященных и так как оно выражает полное осуществление всего, проходящего через семь ступеней, - оно является изображением закона эволюции. Число десять, образуемое из сложения первых четырех чисел (1 + 2 + 3 + 4 = 10) и заключающее в себе число семь, есть совершенное число, ибо оно выражает собою все начала Божества, сперва развивавшиеся, а затем - слившиеся в новом единстве.
      Заканчивая преподавание своей теогонии, Пифагор показывал своим ученикам девять Муз, олицетворяющих науки, сгруппированные по три вместе, - Муз, соответствующих тройной троичности, проявленной в девяти мирах и образующих вместе с Гестией, хранительницей первичного Огня, священную Декаду.
      Третья ступень
      Но наука чисел была лишь вступлением, предварительной подготовкой к великому посвящению. Вооруженный этими знаниями, ученик должен был спуститься с высоты Абсолютного в глубины природы, чтобы схватить божественную идею в процессе образования вещей и эволюцию человеческой души на протяжении всех миров.
      Эзотерическая космогония и психология прикасались к величайшим проблемам жизни, к опасным и ревниво охраняемым тайнам оккультных наук и искусств. Поэтому Пифагор и предпочитал излагать сердцевину своего учения в ночной тишине, на уединенных террасах храма Деметры, под легкий ропот ионических волн и при таинственном мерцании звездного купола, или же в склепах святилища, где египетские лампады распространяли ровный и тихий свет. Посвященные женщины присутствовали при этих ночных собраниях.
      Материальная и духовная эволюция мирa - два противоположные и в то же время параллельные и соответствующие движения на лестнице бытия. Одна объясняет другую, а взятые вместе, они объясняют мир. Материальная эволюция выражает собой проявление Бога в материи посредством воздействующей на нее Мировой Души. Духовная эволюция представляет собой рост сознания в индивидуальных монадах и усилия их воссоединиться через цикл жизней с Божественным Духом, из которого они изошли.
      Смотреть на мир с точки зрения физической или духовной, не значить рассматривать различные объекты; это значить смотреть на мир с двух противоположных сторон. С земной точки зрения, разумное объяснение мира должно начинаться с материальной эволюции, потому что мир представляется нам именно с этой стороны; но, показывая нам творчество мирового Духа в материи и дальнейшее развитие монад, объяснение это приводить нас незаметно к духовной точке зрения и заставляет нас от внешней формы перейти внутрь вещей, с поверхности углубиться в самую суть. Так, по крайней мере, смотрел Пифагор, который видел во Вселенной живую Сущность, воодушевленную великой Душой и великим Разумом. Вот почему вторая часть его учения включала космогонию и астрологию (астрология пифагорейцев схожа с птоломеевской, по которой Земля неподвижна, а Солнце с планетами и со всем небом вращаются вокруг нее; эта астрология чисто символическая).
      Затем переходил Пифагор от космогонии физической к космогонии духовной. После эволюции Земли и царств природы, он разъяснял эволюцию души на протяжении миров. Вне посвящения эта доктрина известна как переселение душ. Ни одна часть оккультной доктрины не была так изменена, как эта, благодаря чему древняя и современная литература знают ее только в нелепых искажениях. Сам Платон, более всех философов способствовавший ее популяризации, давал или из осторожности, или вследствие обета молчания, только фантастические и странные обрывки этого учения.
      Не трудно понять, почему посвященные древних религий, зная эти истины, держали их втайне. Они недоступны для неразвитых умов и могут вызвать лишь смятение. Они тесно связаны с глубокими тайнами духовного зарождения, с проблемой пола и телесного рождения.
      В виду всего этого можно понять, с каким трепетом ожидался этот важный час эзотерического откровения. Под влиянием силы Пифагоровой речи, как под непреодолимым действием чар, тяжелая материя как бы теряла свой вес, земные вещи делались прозрачными, а небесные становились видимыми для духа. Золотые и лазурные сферы, озаренные самой сущностью света, расширялись до бесконечности. В этот час ученики, мужчины и женщины, окружавшие Учителя в подземной части храма Деметры, называвшейся гротом Прозерпины, слушали с глубоким волнением небесную повесть Психеи.
      "Животные родственны человеку, а человек сродни Богам", - говорил Пифагор. Он развивал философски то, что скрывалось под символами Элевсиса: прогресс восходящих царств природы, стремление растительного мира к животному, животного мира к человеческому и последовательную смену в человечестве все более и более совершенных рас.
      Этот прогресс совершается правильными и все более увеличивающимися циклами, которые заключены один в другом. Каждый народ имеет свою молодость, зрелый возраст и старость. Это относится также и к целым расам: красной, черной и белой, последовательно царствовавшим на земле. Так чередуются расы, так прогрессирует человечество.
      Отдельная душа, став чистым духом, не теряет своей индивидуальности, но заканчивает ее, соединяясь со своим первообразом в Боге. Она припоминает все свои предшествующие существования, которые ей кажутся ступенями для достижения той вершины, откуда она охватывает и постигает Вселенную. В этом состоянии человек уже перестает быть человеком, говорит Пифагор, он становится полубогом. Ибо он отражает во всем своем существе неизреченный свет, которым Бог наполняет бесконечность. Для него равносильно знать и мочь, любить и творить, существовать и излучать истину и красоту.
      Окончательный ли это предел? Духовная вечность имеет другие измерения, чем солнечное время, но она имеет также свои этапы, свои нормы и свои циклы, превосходящие всякое человеческое представление. Но закон прогрессивных аналогий в восходящих царствах природы позволяет нам утверждать, что дух, достигнув этого высшего состояния, не может уже возвратиться назад, что если видимые миры изменяются и проходят, то невидимый мир, который служит их началом и их концом, - бессмертен. Такими светлыми перспективами заканчивал Пифагор историю божественной Психеи.
      Четвертая ступень
      Но целью учения не было погруженье человека в созерцание или экстаз. За посвящением разума должно было следовать посвящение воли, самое трудное из всех. Оно заключалось в том, что ученик должен был низвести истину в глубину своего существа и применить ее ко всем подробностям своей жизни. Чтобы достигнуть этого идеала, следовало по учению Пифагора, достигнуть трех совершенств: осуществить истину в разуме, праведность в душе, чистоту в теле.
      Мудрая гигиена и разумная воздержанность должны были поддерживать телесную чистоту. И чистота эта требовалась не как цель, а как средство. Всякое телесное излишество оставляет следы и как бы загрязняет астральное тело, живой организм души, а следовательно страдает и дух. Ибо астральное тело содействует всем процессам материального тела. В сущности, астральное тело и производить их, так как физическое тело без него - одна лишь инертная масса.
      Следовательно, для чистой души необходимо и чистое тело. Кроме того, необходимо, чтобы душа, постоянно освещаемая разумом, приобретала мужество, способность самоотречения, преданность и веру, чтобы она достигла праведности и победила навсегда низшую природу.
      И наконец, для интеллекта необходимо достижение мудрости, чтобы человек мог во всем различать добро и зло и видеть Бога как в самых малых существах, так и в мировом целом.
      На этой высоте человек становится адептом, и если он обладает достаточной энергией, он вступает во владение новыми способностями и силами. Внутренние чувства души раскрываются и воля становится творческой. Его телесный магнетизм, наэлектризованный волей, приобретает сверхъестественное могущество. Иногда он исцеляет больных возложением рук или одним своим присутствием. Часто лишь взглядывая на людей, он уже проникает в их мысли. По временам он видит наяву события, происходящие на далеком расстоянии. Сосредоточивая мысли и волю на людях, которые соединены с ним узами личной симпатии, он может являться им, причем астральное его тело может переноситься и помимо его материального тела.
      Появление умирающих или умерших перед друзьями принадлежит к такому же разряду явлений, но с той разницей, что появление умирающего или души умершего вызывается обыкновенно бессознательным желанием, в агонии, тогда как адепт то же явление в состоянии производить в полном сознании. Обыкновенно адепт чувствует себя как бы окруженным и охраняемым невидимыми, высшими, светлыми Существами, дающими ему силу и помогающими ему в его миссии.
      Очень редки адепты, достигающие полного могущества. Греция знала только троих: Орфея на заре эллинизма, Пифагора в его апогей и Аполлония Тианского во время его окончательного упадка.
      Пифагор представляет собою адепта высшей ступени и притом с научным умозрением и философским складом, который более всего подходит к современному уму. Но сам он и не мог, и не надеялся сделать из своих учеников совершенных адептов. Начало великой эпохи имеет всегда своего великого вдохновителя. Его последователи и ученики его последователей составляют проникнутую магнетизмом цепь, которая распространяет его мысль по всему миру.
      На четвертой ступени посвящения Пифагор довольствовался передачей своим ученикам того, как можно применять его учение к жизни.
      Человеческая свобода не существует для тех, кто чувствует себя рабами своих страстей, и она по праву не существует для тех, кто не верит ни в душу, ни в Бога, для кого жизнь есть вспышка сознания между двумя безднами небытия. Первые живут в рабстве у души, скованные страстями; вторые - в рабстве у разума, ограниченного физическим миром.
      Не так живет человек религиозный и истинный философ, а тем более теософ, который видит истину в троичности своего существа и в единстве своей воли. Чтобы понять происхождение добра и зла, посвященный смотрит духовным взором и видит три мира, а не один. Он видит темный мир материи и животного начала, где властвует неизбежная Судьба, Рок. Он видит светлый мир Духа, невидимый для нас мир, огромную иерархию освобожденных душ, где царствует божественный Закон, где действует Провидение. Между обоими мирами он видит в полутьме человечество, основанием своим погруженное в мир естественный, а вершинами касающееся божественного мира. Его гений: Свобода. Ибо в тот момент, когда человек познает истину и заблуждение, он свободен выбирать между Провидением, которое хочет свободного исполнения истины, и Роком, который сам выполняет нарушенный закон справедливости.
      Акт воли, соединенный с действием разума, есть лишь математическая точка, но из этой точки исходит духовная Вселенная. Каждая душа чувствует инстинктивно то, что теософ понимает разумом, то есть, что Зло есть то, что влечет человека в роковые условия материи, следовательно к разъединению. Добро же есть то, что заставляет его подниматься к божественному закону Духа, то есть, к Единству. Его истинное назначение состоит в том, чтобы подниматься все выше своими собственными усилиями.
      Круг свободы расширяется до бесконечности по мере того, как человек поднимается вверх, и тот же круг уменьшается до бесконечно малой величины по мере того, как он опускается вниз. Чем выше подъем, тем больше свободы, ибо чем полнее человек вступает в область света, тем более приобретает он сил для добра. И наоборот, чем ниже спуск, тем больше рабства, ибо каждое падение в область зла уменьшает понимание истины и ограничивает способность к добру.
      Зло, являясь разногласием с Божественным Законом, не есть дело Бога, но человека, и потому зло существует лишь относительно и временно. Добро же, состоя в согласии с Божественным Законом, существует реально и вечно.

Завершение жизненного пути

      Кротонцы оказались вполне восприимчивы к учению Пифагора. Вскоре сотни граждан, приобщившихся к предписанному им образу жизни и побужденных к занятиям философией, арифметикой, геометрией, астрономией и физикой, музыкой и гармонией, стали его слушателями (акусматиками), а наиболее успешно продвигавшиеся в обучении - учениками (математиками). Они организовали общину, приняли от Пифагора законы и предписания так, словно они исходили от самого бога.
      Пифагор был не только мистиком и философом, но и реформатором в полном смысле слова.
      В Кротоне, который был ахейской колонией, существовала аристократическая конституция. Совет тысячи, состоявшей из родовитых семей, пользовался законодательной властью и наблюдал над властью исполнительной. Народные собрания существовали, но полномочия их были ограничены.
      Пифагор, государственный идеал которого состоял в порядке и гармонии, был одинаково чужд и гнету олигархии, и хаосу демократии. Принимая дорическую конституцию как таковую, он стремился внести в нее новое устройство. Мысль его была очень смела: создать поверх политической власти - власть науки с совещательным и решающим голосом во всех коренных вопросах, власть, которая представляла бы высший регулятор государственной жизни. Над Советом Тысячи он поставил Совет Трехсот, избиравшийся первым советом, но пополнявшийся исключительно из числа посвященных.
      Среди акусматиков и математиков Пифагора были виднейшие политические деятели Великой Греции, известные законодатели, философы, музыканты и драматурги. Они изменили к лучшему политическую жизнь в городах Италии и Сицилии и перенесли эти новшества в Элладу. Через своих учеников, законодателей, Пифагор содействовал восстановлению порядка в полисах и их благоустройству.
      Пифагор обнаружил способы лечения душ учеников музыкой. Для этого они вслушивались в музыку и упорядочивали свой ум, настраивая его на музыкальное звучание космоса. Пифагору было известно также немало других способов очищения души. Так, однажды он обуздал спондеической мелодией буйствовавшего от любви юношу. Известны неоднократные случаи, когда Пифагор демонстрировал чудеса вразумления животных.
      Ученики причисляли Пифагора, как благого и человеколюбивого даймона, к богам. Одни называли его Пифием, другие Аполлоном Гиперборейским, третьи Пеаном - врачевателем богов и человеческих душ, четвертые - одним из населяющих Луну даймонов, пятые - олимпийским богом, явившемся в человеческом образе для исправления рода смертных и всеобщей пользы. Многие полагали также, что большее благо, чем то, что было даровано богами через Пифагора, не являлось прежде и не явится когда-либо еще. Именно тогда и возникло убеждение, что существует четыре типа одухотворенных существ - боги, герои, даймоны, то есть, существа подобные Пифагору, и простые люди.
      Школа Пифагора была очень престижной, и немало людей стремились в нее лишь для того, чтобы попасть в ряды духовной и политической элиты и возвысить себя в глазах окружающих сограждан. Таких Пифагор особенно тщательно испытывал и многим отказывал, чем нажил себе немало врагов.
      Он приобрел себе многих учеников в лице царей и властителей из соседних варварских стран - Леукании, Мессапии, Певкетии, Пикена, Рима и Тиррении. Известен он был на Тринакии и в Кархедоне, молва о нем достигла галатов и кельтиберов. Знали его и в Элладе. Особенно полюбился он эллинам, когда приезжал на Олимпийские игры. Вообще, пока Пифагор жил в Кротоне, семеро кротонцев четыре Олимпиады подряд одерживали победы в беге.
      Говорят, Пифагор впервые назвал философию (любомудрие) этим именем, а себя - философом, разговаривая в Сикионе с сикионским тираном Леонтом: по его словам, никто не мудр, кроме бога.
      Пифагор и Абарид, по свидетельству некоторых авторов, содействовали свержению тирании Фаларида в Акраганте, чем избавили эллинов от многих бед и утвердили в Италии и Сицилии благоприятную для граждан городов политическую стабильность.
      Вскоре авторитет Пифагора стал настолько велик, что граждане Кротона не приступали ни к какому делу, не посоветовавшись с ним, вынуждая его принимать активное участие в общественной жизни, участвовать в общественных мероприятиях и посольствах.
      В то время у сибаритов появился демагог Телис. Своими обвинениями против высшей знати он убедил сибаритов отправить в изгнание пятьсот самых богатых граждан, а их имущество конфисковать. Изгнанники прибыли в Кротон и припали к алтарям, стоявшим на агоре, с мольбой о защите. Тогда Телис отправил к кротонцам послов с требованием либо выдать изгнанников, либо ждать войны.
      Было созвано народное собрание для обсуждения вопроса, следует ли выдать просителей сибаритам или отважиться на войну с более сильным противником. Синклит и народ пребывали в нерешительности. Поначалу мнение большинства склонялось к выдаче просителей ввиду угрозы войны. Но после того как философ Пифагор подал совет спасти изгнанников, их мнение переменилось, и кротонцы приняли беглецов, выбрав войну.
      Сибариты пошли на них войском, кротонцы выставили против них втрое меньше войск под командованием ученика Пифагора атлета Милона, который, благодаря своей огромной телесной силе, обратил в бегство противников. Рассказывают, что Милон, будучи шестикратным победителем на Олимпийских играх и обладая отвагой, соответствующей его телесной мощи, пошел в бой, увенчанный олимпийскими венками и облаченный в наряд Геракла - львиную шкуру с палицей (по преданию, Геракл был основателем Кротона). За решающий вклад в победу Милон вызвал всеобщее восхищение сограждан.
      В гневе кротонцы не захотели брать пленных и всех, кто во время преследования сдавался, убивали на месте. Поэтому большинство сибаритов было уничтожено, а сам город разграблен. Пифагор предостерегал кротонцев от подобного шага, но они не смогли удержаться в победном порыве. Одержав верх над сибаритами, кротонцы стали самыми сильными в Италии.
      Более двадцати лет идеология пифагорейцев и желание самих полисов, чтобы государственными делами управляли пифагорейцы, одерживали верх. Однако козни против них завистников продолжались и постепенно достигли угрожающих размеров. Однажды, когда пифагорейцы заседали в доме Милона в Кротоне и обсуждали государственные дела, Килон и его приспешники окружили дом и подожгли. В огне сгорели все находившиеся в здании пифагорейцы, кроме двоих, самых молодых и сильных и каким-то образом сумевших прорваться наружу.
      После этого пифагорейцы сложили с себя правительственные полномочия, так как полисы не придали случившемуся никакого значения. Произошло это не только из-за равнодушия и попустительства полисов, но и из-за гибели высшего руководства пифагорейцев. Изгнав пифагорейцев, кротонцы быстро утратили гегемонию в Великой Греции и испытали многочисленные бедствия.
      В сообщениях древних авторов о местонахождении Пифагора во время нападения на его учеников и последователей в Кротоне нет единой точки зрения. Одни полагают, что он предчувствуя приближение заговора и разгрома общины пифагорейцев в Кротоне, не захотел участвовать в кровавой вражде и, никем не замеченный, загодя переселился в Метапонт; другие - что он отправился навестить своего учителя Ферекида.
      Согласно последней из этих версий, когда пришло известие о том, что наставник его, Ферекид, тяжело болен на Делосе, Пифагор, не взяв с собой ничего из имущества, тотчас отплыл из Италии на Делос. Там он по-сыновнему долгое время опекал старика, приложив немало стараний, чтобы спасти его от болезни. Когда же старость и тяжкий недуг одолели Ферекида, Пифагор заботливо похоронил его и почтил соответствующими обрядами, словно любящий сын своего отца, после чего снова вернулся в Италию.
      Во время его отсутствия в Кротоне возник заговор против общины пифагорейцев, и многие из них были перебиты заговорщиками. Это очень опечалило Пифагора, прежде возлагавшего большие надежды на исправление пороков людского рода и воцарение между людьми любви и согласия.
      После этого во многих городах-государствах начались волнения, ибо все они неожиданно потеряли своих знатнейших сограждан. Города переполнились убийствами, междоусобными распрями и всяческой смутой. Оставшиеся в живых пифагорейцы отошли от дел из-за гибели своих самых авторитетных политиков и из-за пренебрежения к их судьбе полисов. Во многих городах Италии и Сицилии распространились смуты, гражданские волнения, заговоры с целью ниспровержения общественного порядка, которые вели к переворотам и тирании.
      После разгрома ордена и изгнания, Пифагор прожил в Метапонте еще около 20 лет. В возрасте более 90 лет он почувствовал приближение смерти. Тогда он призвал к себе детей и внуков, объявил свою последнюю волю, разделил по справедливости небольшое наследство, никого не обидев. Записи "Священного слова Орфея" он оставил своему малолетнему сыну Телавгу и Бифале, дочери Дамо. После чего, простившись со всеми, отпустил их.
      После захода солнца старик по своему обыкновению ушел в опочивальню, загасил светильник, лег и, храня благоговейное молчание, умер. В ту ночь (около 477 г. но н.э.) душа покинула Пифагора и устремилась к престолам Зевса и очагу Гестии.
      Жители Метапонта, хранившие память о Пифагоре и после его смерти, превратили его дом в храм Деметры, а переулок назвали Музеем ("святилищем Муз"), намекая на то, что умение Пифагора управлять домохозяйством по заветам Деметры связано с его искусством вносить во все гармонию и согласие, полученным им непосредственно от Аполлона, предводителя Муз.

Палингенесии (телесные воплощения) души Пифагора

      Эталид, сын Гермеса (одного из Олимпийских богов) - жил еще до Девкалионова потопа (третье тысячелетие до н.э.). Упоминания о нем есть в "Иллиаде" Гомера. По преданию, Гермес разрешил Эталиду выбрть что угодно, кроме бессмертия. Тогда Эталид попросил, чтобы и после смерти он сохранял память о том, что с ним произошло в жизни. Его просьба была исполнена: он умер, но в следующих воплощениях сохранил память обо всем происшедшем.

      Тутмос III - XVI в. до н.э., египетский фараон, пророк и верховный жрец Бога Солнца - Ра. Расширил Египет, присоединив к нему большую часть Ближнего Востока. Наиболее значимая победа была одержана в битве у горы Кармел. Там он провел всех своих воинов гуськом через очень узкий проход, внезапно напал на армию, собранную 330 мятежными азиатскими правителями, и разбил ее. Это был дерзкий маневр, против которого выступали все перепуганные военачальники фараона. Один Тутмос был уверен в успехе своего плана и скакал впереди армии, держа над головой образ Амона-Ра - Бога Солнца, обещавшего ему победу.

      Эвфорб, сын Панфоя - XIV в. до н.э., участник Троянской войны, дарданский герой, нанесший рану Патроклу и сраженный затем Менелаем. Эвфорб рассказывал о том, что некогда был Эталидом и получил от Гермеса дар; он описывал странствия своей души после смерти Эталида: во сколько растений и животных она вселялась по пути, что претерпела в царстве Аида и что происходит там с прочими душами.

      Гермотим Клазоменский - VII в. до н.э., мыслитель, считавший, как и Анаксагор, верховным началом бытия - разум. Желая доказать, что его душа прежде была воплощена в тело Эвфорба, он отправился в Бранхиды и, войдя в храм Аполлона, опознал щит Эвфорба, пожертвованный храму Менелаем, который посвятил щит Аполлону, возвращаясь на корабле из Трои. Щит к тому времени уже истлел, осталась только облицовка из слоновой кости. Вообще же этот Гермотим из Клазомен прославился тем, что душа его во время сна странствовала на большие расстояния и многое повидала и услыхала. Он создал учение о космическом разуме - демиурге, который привел в движение вселенную, о бессмертии этого разума и человеческой души.
      Клазомены - ионический город, входивший в союз 12 городов. Ныне его руины расположены между г.Урла и с. Кызыл-бахче в вилайете Измир, Турция.
      Бранхиды - место близ Милета с храмом Аполлона Дидимского. При этом святилище служили потомки Бранха, сына Аполлона и милетянки, основавшего храм. Бранхиды стали важнейшим религиозным и культовым центром всей Ионии. Ныне - побережье вилайета Айдын, Турция.

      Пирр с Делоса - рыбак, видевший пророческие сны. Он тоже помнил все свои прежние воплощения.

      Пифагор Самосский - VI в. до н.э., сын Мнесарха и Партениды, философ и математик, государственный деятель, создатель религиозно-философской школы пифагорейцев.

      Валтасар - I в. до.н.э., царь Эфиопии, один из трех волхвов, последовавших за звездой Присутствия Младенца-Мессии. Принес Христу - вечному Высшему Жрецу сокровище своего царства - дар ладана.

      Франциск Ассизский - ок. 1181 - 1226 гг., божественный нищий, отказавшийся от семьи и богатств и обручившийся с "госпожой Нищетой", жил среди бедняков и прокаженных, обретя несказанную радость в подражании состраданию Христа. Господь открыл Франциску божественное присутствие в "брате-солнце" и "сестре-луне" и наградил его за преданность стигматами распятого Христа. Молитва святого Франциска известна во всем мире. Франциск, как и Пифагор, обладал даром разговаривать с птицами и зверями.

      Шах Джахан - 1592 - 1666 гг., император Индии из династии Моголов. Он низложил продажное правительство своего отца Джахангира и частично восстановил благородную этику своего деда Акбара Великого. Во время его просвященного правления величие Моголов достигло апогея, и Индия пришла к золотому веку в искусстве и архитектуре. Знаменитый Тадж Махал был построен как гробница любимой жены Шаха, Мумтаз-Махал. Она правила с ним, почти как равная, и умерла в 1631 г., дав жизнь их четырнадцатому ребенку. Тадж Махал является символом Материнского принципа и прославляет вечную любовь императора к Мумтаз.

      Кутхуми - Мировой Учитель и Мастер-Психолог. Родился в XIX в. в Пенджабе. Позже семья обосновалась в Кашмире. Посещал Оксфордский университет в 1850 г. Потом вернулся на родину. Многие годы провел в уединении в ламаистском монастыре в Шигацзе (Тибет), где его связь с внешним миром включала наставления, посланные по почте некоторым из его преданых учеников. Теперь эти письма хранятся в Британском Музее. В 1875 г., вместе с Эль Морией, основал через Е. П. Блаватскую Теософское Общество. Совершил вознесение в конце XIX в.

      Литературные источники:
      1. Пифагор. Золотой канон. Фигуры эзотерики. (Под ред. А. Шапошникова).
      2. Э. Шюре. Великие посвященные. Очерк эзотеризма религий. 1914 (репринтное издание).
      3. М.Л. Профет, Э.К. Профет. Владыки и их обители. Энциклопедия. М., "М-Аква", 2006.
      4. Ошо. Философия переннис. Беседы о "Золотых стихах" Пифагора.